сняться тучею с поля словесности и опрокинуться в Неву
Поняла, что хочу визуализацию модерн-АУ, но все, что нашла, оказалось какое-то шуточно-мимишное (не люблю такую трактовку этого пейринга), а рисовать я не умею. Так что держите лиричные коллажики. Увеличение по клику. Если вам показалось, что за тысячелетия, прожитые бок-о-бок, Гимли и Леголас "вросли" друг в друга, как сосна в скалу, - вам не показалось.
Автор: Белка Челли Фандом: Джон Р.Р.Толкиен, «Властелин колец» Название: Важное дело Персонажи: Леголас, Гимли Рейтинг: PG-13 Описание: Профессор, как истинный джентльмен, разумеется, никогда об этом не писал… но не мог об этом не задумываться! Дисклеймер: Все права принадлежат профессору Толкиену, автор прибыли не получает и ни на что не претендует.
читать дальшеЕсли бы кто-нибудь узнал, чем Леголас и Гимли, сын Глоина, занимаются, оставшись наедине, то эльфы бы сильно удивились и даже, наверное, чуточку позавидовали, а гномы были бы попросту шокированы. - Ну Гимли, ну давай же! – уговаривал эльф, развалившийся на широкой, застеленной покамест покрывалом кровати. - Нет, ну что ты, как можно… - смущенно бормотал в ответ благородный гном. - Ну Гииимли… - требовательно тянул Леголас, босою ногой игриво толкая гнома в колено. - Нет, ну я так не могу… – упирался Гимли, красный, как рак. – Тем более тебе. Ты же все-таки эльфийский принц, а не какой-нибудь лесной бродяга! - А коль так – то тем более изволь меня слушаться! – подхватывал эльфийский принц и для пущей убедительности, уцепив рыжую прядь, тянул гнома за волосы довольно чувствительно. – Послала же Элберет такого скромного гнома! Гимли, если ты и дальше будешь вести себя, как малое дитя – вот честное слово, я тебе ночью репьев в бороду напихаю! Гном в ярости вскакивал и выдавал длинную матерную тираду… - Гимли, я тебя люблю! – радостно вопил в ответ Леголас и кидался обнимать боевого товарища с таким пылом, что в результате иной раз оба оказывались на полу.- А теперь переведи это на всеобщий. - Ээээ… - говорил Гимли и краснел еще больше, хотя, казалось бы, больше покраснеть было уже невозможно. – Это надо еще и переводить? Брак есть главным образом брак тела, но он, тем не менее, есть брак для тела и души в совокупности – так рек сам Манвэ, Властитель Арды. Для эльфов же, Старших Детей Илуватара, гармония души и тела – основа жизни. И потому эльфы без стеснения говорят о брачных делах, хотя и не болтают о них попусту. Они называют все вещи своими именами, а если для чего-то из этого в эльфийских языках и существует иносказание, одно или два, то это потому, что для наиболее важных вещей не подобает ограничиваться единственным названием, ведь одно слово едва ли сможет передать все до малейшей тонкости – а брак есть вещь, безусловно, важная. Гномы же об этом не говорят вообще. Они этим ругаются. Тем, кто мало знаком с гномами, они могут показаться народом грубым, но это не так – просто обычаи их не схожи с обычаями эльфов или людей. Гномы по природе своей скрытны и в брачных делах чрезвычайно стыдливы - и именно поэтому в языке их так много слов, относящихся к этому вопросу. Для каждого действия и явления, равно как и для всех частей тела, в сем задействованных, существует у них добрых два десятка названий. Помимо названия истинного, почти не употребляемого, хотя и всем известного, имеются названия иносказательные, менее или более приличные, есть слова шутливые, слова, которые употребляют лекари, слова, пригодные для детей, если возникнет надобность все-таки заговорить с ними о том, что не предназначено для детского уха, словечки ласковые, что в ходу между влюбленными, слова бранные, что тоже разнятся между собою: те, что воспитанный гном бросит с досады, те, каких никогда не скажет воспитанный гном, а есть и такие, услышав которые в свой адрес, всякий уважающий себя гном схватится за топор. А ведь от каждого из этих слов образованы и производные всех частей речи, да еще и не по одному! А еще имеются в гномьем языке слова псевдобранные, сами по себе пристойные, ни с деторождением, ни с лихом никак не связанные, однако же по созвучию с другими словами также используемые как ругательства… И это еще не считая бранных слов иного происхождения! Леголас прямо-таки купался в сей роскоши, как, сказывают, купались в самоцветах владыки древности. Ведь всем известно, что эльфы очень любят слова, и именно они впервые назвали всё, что только есть в этом мире. И между словом учтивым и словом ругательным видят они лишь то различие, в каком каждое уместно случае… Не то, как уже говорилось, гномы – и посему Гимли всякий раз сначала смущался и заливался краскою, потом и сам увлекался, а под конец, от вдохновенного лица Леголаса, на полном серьезе выспрашивающего о разнице между домашней птицею и пряным растением, не выдержав, начинал попросту ржать, что роханский жеребец – да так заразительно, что не выдерживал и Леголас… и в конце концов уже оба катались по полу от хохота… и нескоро Гимли находил в себе силы выдавить сквозь смех: - Да что ж у тебя… за охота… к срамным словам… на что они тебе так сдались? - Коли есть и охота – значит, есть и причина! – ответствовал упрямый синда – ибо синдар, при надобности, бывают не менее упрямы и скрытны, чем гномы. Король Трандуил в речах своих был любезен и учтив, как подобает достойнейшим из эльдар, не уступая в том героям древнейших сказаний, коим сам некогда был свидетелем. Но в случае нужды ругаться умел виртуозно, используя все лексическое богатство не только синдарина и всеобщего, но и почти забытого ныне квенья. Однако теперь, милостью Ауле, Леголас рассчитывал в этом деле скоро превзойти родителя!
А вот и продолжение истории. Если уважаемые читатели не против!
Автор: Белка Челли Фандом: Джон Р.Р.Толкин, «Властелин колец» Название: Повесть о зеленых листьях Персонажи: Гимли/Леголас Рейтинг: R Описание: О том, как гном и эльф все-таки устроили свою совместную жизнь, а также о том, как в Итилиене праздновали День Середины Зимы. Дисклеймер: Все права принадлежат профессору Толкину, автор прибыли не получает и ни на что не претендует.
читать дальшеТрюх-трюх, трюх-трюх – темно-карий конь бодро рысил через зимний лес, по петляющей, едва заметной среди деревьев тропинке, полагаясь больше на собственную память, чем на руководство своего неуклюжего седока. Да и то сказать, хотя за последние годы достойный воин заметно усовершенствовался в сем благородном, но совершенно не нужном для его народа искусстве, задача все равно была не из легких: одновременно следить, как бы не потерять стремя (с его ростом, как ни подтягивай путлища, все равно они оказывались длинноваты), да как бы не врезаться башкой в очередную ветку, что как нарочно повырастали точнехонько над тропинкой – вот как пить дать, нарочно, вместо охраны, чтобы не раскатывался тут не пойми кто! – да как бы от этой дурацкой тряски не дернуть случайно повод, чтобы не встал конь, а то так и вовсе никуда не доедешь. К тому же ездок, как и все его сородичи, несколько неуютно чувствовал себя под открытым небом… к тому же под открытым небом было слишком интересно, чтобы не смотреть по сторонам. Здесь, в Южном Итилиене, зимы были малоснежны и теплы – особенно в последние годы, когда климат во всем Средиземье вообще заметно улучшился - и зимний лес был прозрачен, убегая вдаль беспорядочной чередою высоких и тонких деревьев, сливаясь и размываясь в одно светло-коричнево-бежевое на краю окоема. Кое-где на опущенных вниз гибких ветках еще оставалось по нескольку сухих светлых листков, свернувшихся от холода, точно маленькие кулечки, до краев полные льдистым сахаром. Снега на земле было мало, разве что в низинах, да под кустами намело небольшие белые гребни. Вокруг еще сплошь лежали осенние листья, где-то – как пестрые кучки золотисто-коричневого авантюрина, где-то - как влажный гладкий «бычий глаз», оправленные льдом, точно в пластинки слюды, а кое-где и в горный хрусталь, местами едва-едва припорошенные снегом, местами – прозрачно и гладко сияющие на солнце. Даже жаль было рушить копытами эту хрупкую красоту… Ледок похрустывал под подковами… где-то протяжно заскрипело от далекого ветра старое дерево. Конь, вскидывая голову и нюхая воздух, бодро заржал. Какой-то смутный звук откликнулся ему издалека. Теперь тропинка спускалась в овраг, и снегу сделалось больше, он белыми взмахами разлетался из-под копыт. Конь сбавил ходу, а вскоре и вовсе перешел на шаг; двигаться стало труднее, даже неумелый всадник это заметил, постаравшись сосредоточиться на коне… - Гимли, ветка! Гном от неожиданности вскинул голову вместо того, чтоб пригнуться – и, конечно, гора снега с тонких ветвей рухнула ему на макушку, за ворот, на плечи! Из леса наметом вылетел всадник на светло-сером, серебристом коне, осадил на тропе, приветственно замахал рукою. Фыркая и ворча, Гимли рукавицею обтирал снег с лица. Тонконогий скакун плясал у края оврага, и гном сердито двинул своего коня пятками, посылая вперед – а то еще станется с остроухого кинуться помогать! Как будто Гимли сын Глоина сам не способен верхом выбраться из этой дурацкой ямы… ну уж нет, осрамиться - только не перед ним! Вверх по склону подниматься было еще труднее, но они все-таки справились с этим делом, и Гимли наконец натянул поводья, пыхтя и сопя не хуже взмыленного коня. - Гимли, милый! Гимли сумел только что-то полузадушено пробормотать в ответ – эльф, наклонившись с седла, крепко-накрепко прижал друга к груди. - Приветствую тебя, высокочтимый владыка Гимли сын Глоина, да будет неизменно пышна твоя борода, и да не оскудеет краса пещер твоего народа, - выпустив наконец благородного гнома, Леголас учтиво склонил голову, прикладывая руку к сердцу. Из-под опущенных золотистых ресниц искры так и летели. - Увы мне, и вечный позор на мою голову, что не я первым приветствовал владыку Южного Итилиена на его земле, - в том же тоне откликнулся Гимли. – Привет тебе, Леголас Трандуилион, да будут уши твои остры, и лук твой не знает промаха – и прости невольную неучтивость запыхавшегося гнома. На этом месте Леголас, из последних сил сохранявший серьезность, не выдержав наконец, прыснул – да так, что серый конь прянул в сторону и заржал, не иначе, солидарно с хозяином. И через несколько мгновений ржали уже все четверо – гном, эльф и двое коней. - Гимли, Гимли, сведешь ты меня до срока в чертоги Мандоса… - сквозь смех не без труда выдавил эльф. - Ты первый начал! – немедленно возразил гном. Яркое солнце середины зимы зажигало снег и лед многоцветными искрами. - Я тебя почувствовал, - серьезно проговорил эльф. Улыбаясь. - Да полно, - Гимли усмехнулся в рыжеватую бороду. – Небось разведчики донесли. - Это само собой, - лорд Итилиена кивнул. – И получили бы по ушам, если бы проморгали такой большой… и шумный объект. Ибо мирные времена – мирными временами, но порядок караульной службы – порядком караульной службы. Но это не отменяет того, что я тебя сам почувствовал. Еще утром. Потому и выехал к тебе навстречу. Хотя ты и не предупредил, что приедешь на праздник, - прибавил Леголас - Хотел сюрприз сделать, - сказал Гимли, любуясь бликами солнца на золотых волосах. Эльф тряхнул головой – волосы цвета белого золота, морозное солнце. - Ну что, поехали? А может, как в старые добрые времена, а? - Ну уж нет! – с чувством собственного достоинства фыркнул гномий король. – Что я, сам не управлюсь с этой зверюгой? Хотя соблазн был велик, ого-го как велик. Леголас, не настаивая, тронул коня, и серый мелко порысил вперед, показывая карему путь. Вождь лесных эльфов нынче и одет был под стать зимнему дню – ярко-коричневое и серебристо-белое, зеленого совсем немного, только краешек нижней туники, выглядывающий из-под теплого шерстяного камзола. Да фибула – лориенский зеленый лист. На подъезде к столице лес поредел, обратившись звонкой березовой рощей, дорога снова пошла вверх, расширяясь, превратившись уже действительно в дорогу. Гимли толкнул пятками коня и выехал вперед, чтобы ехать с Леголасом рядом, бок о бок. Цок-цок, звонко выстукивали копыта по взятой морозцем земле. Цок-цок, трюх-трюх… - Гимли, милый мой! Это славно, что ты научился привставать на рыси, а не сидеть кулем – но все-таки не стоит плюхаться обратно со всего маху! Так и лошади спину собьешь, и себе отшибешь… мягкое место. Ноги надо задействовать, всё это делается за счет ног… - Хорошо вам, ушастым, рассуждать, - проворчал, плюхаясь в седле, Гимли. – У кое-кого ноги вон какие длинные… по три фатома длиной! Разумеется, эту трудность можно было и обойти, и почтенный гном даже знал, как. Но королю Мерцающих Пещер невместно было путешествовать верхом на пони. Еще не хватало позволять каждому встречному смотреть на себя сверху вниз! Впрочем, великий Торин, Король-под-Горой, на пони ездил… Но, во-первых, Торин был королем в изгнании. Во-вторых, он был прирожденный государь, и его достоинства не могло умалить ничто. А в-третьих, удача его в итоге все-таки оказалась меньше, чем желательно бы было иметь. Березняк оборвался – за ним открывался узкий, летом весело зеленеющий, а теперь желтовато-бежевый, чуть припорошенным снегом, луг. Ручей, журчащий между схваченных льдом берегов. А за ними – эльфийский город в дубовой роще. - Король Гимли у нас с неофициальным визитом, - сообщил лорд Итилиена встречающим эльфам, легко спрыгнул наземь. Гость, остановив коня у большого, нарочно для этой цели установленного камня, степенно спешился. Ехать – это еще ничего, но вот залезать и слезать… - Он будет присутствовать на завтрашнем празднике. А до тех пор – меня ни для кого нет! Они остановились под Домом Лорда – исполинским многовековым дубом, в ветвях которого был установлен закрытый флет. Вокруг ствола шла винтовая лестница. Люк распахнулся, и оттуда, поскрипывая, на канатах спустилось плетеное кресло. - Прошу Вас, Владыка, - Леголас с легким поклоном сделал приглашающей жест. Гном учтиво приложил руку к груди: - Первенство принадлежит хозяину дома. - Ну тогда наперегонки! Гном уселся, и подъемник тронулся вверх – эльф птицей взлетел по винтовой лестнице. Над полом головы их показались одновременно. Это была прихожая – небольшое, неправильной круглой формы, помещение, с довольно низким, по меркам эльфов, потолком, который поддерживали расходящиеся во все стороны могучие ветви-балки. Наверх вела приставная лестница; Леголас, уже не чинясь, взошел первым, распахнул входной люк. Протянул гному руку, помогая подняться. Здесь мало что изменилось – устланный плетеными из травы циновками пол, легкие дощатые стены, чередующиеся с плотной тканью, затканной зелеными дубовыми листьями, ветками и желудями, кое-где даже птичьими гнездами – летом эти занавеси снимали, и тогда открывались окна в зеленых ветвях, и, раздвинув листья, можно было выглянуть наружу, оставаясь не слишком заметным. Леголас, неуловимо-плавным движением опустившись на колени, разжег жаровню – как с удовольствием отметил Гимли, гномьей работы, выкованную так хитро, что даже в самую сильную бурю, когда раскачиваются и такие дубы, если б она опрокинулась, горячие угли высыпались бы не дальше металлического поддона. А вот мехов в комнате охотника с лета прибавилось… Леголас втянул в люк корзину с провизией: вино, свежий хлеб, завернутый в пряные листья овечий сыр. - Жаркое будет чуть позже, не возражаешь? Он сам разлил в два кубка вино, местное, молодое, яркое, как алая шпинель, с тонким привкусом земляники. Разломил пополам круглый пшеничный хлеб. - Твое здоровье, мой принц. - Твое здоровье, мой государь. Оба выпили, глядя друг другу в глаза. Хлеб был пышен и пах знойным летом. - Здешний. Нынешнего урожая. Этой осенью мы получили первый урожай пшеницы. Оба смотрели друг другу в глаза еще мгновенье – и через мгновенье, припав друг к другу, повалились на низкое застеленное мехами ложе. Сжимая друг друга в объятьях, целуя, путаясь в волосах и одеждах, целуя и задыхаясь, бормоча что-то невнятное, не слыша самих себя за бешеным стуком сердца, за гулом собственной крови, повторяя невнятное, страстное, прижимаясь друг к другу, всем телом, телами, слившимися в одно, лаская, сдирая друг с друга одежду, неловко, потому что не могли заставить себя оторваться друг от друга хотя бы на краткий миг, не в силах разъединиться, даже чтоб сбросить одежду, ласкали, задыхаясь в объятьях, повторяя невнятное… Оба опомнились, лишь когда дробно застучали, рассыпавшись, оборванные пуговицы. Гимли в расстегнутом наполовину жилете, полурасстегнутой-полуразорванной, сбившейся набок рубахе. Леголас – в одном сапоге, пояс на месте, зато с туники выдрана вместе с петлями шнуровка - целующий его пальцы. - Люблю их… - смущенно и счастливо проговорил Леголас, поднимая глаза. Перецеловывая – неторопливо, теперь уже последовательно и неторопливо, один за другим – крепкие пальцы, короткие, с квадратными коротко обрезанными ногтями, темные и твердые, закалившиеся в жаре кузницы, как закаляется в ней железо, пальцы воина и кузнеца. – Люблю твои руки. - Люблю… - эхом отозвался Гимли. Освобожденные – неохотно освободившиеся – крупные гномьи ладони легли на узкую талию… медленно, медленно двинулись вниз… даже через слои ткани ощущая, жадно повторяя мягкую плавность линий… две твердые косточки – под двумя ладонями… ниже… и снова – восхитительная линия, плавная линия стройных бедер… руки двинулись вверх и твердо сомкнулись на узорном ремне. Щелкнула пряжка. Пояс беззвучно упал в мягкие шкуры… Падали на пол одежды. Одна за другой. Ярко-коричневые и зеленые, одежды лесного эльфа, темно-красные, что в обычае среди гномов… Падали одна за другой, раскрывая красоту нагих тел. Кряжистого, мускулистого, массивного и твердого, как камни и скалы, щедро поросшего рыжеватым волосом. Стройного, гладкого, нежно чуть розовеющего, чуть влажноватого, точно только что освобожденная от коры плоть юной березы. - Люблю… - Люблю. - Какие ж у тебя все-таки длинные ноги… - пробормотал восхищенно Гимли, бережно разводя в стороны согнутые леголасовы колени. – Кажется, никогда не устану на тебя любоваться. - Коснулся губами округлого, восхитительного колена. – Как может быть в мире столько красоты разом? Леголас, раскинувшийся на спине среди шкур, желтовато-серых мохнатых волчьих, пятнистых мягких оленьих, лишь рассмеялся в ответ, легко и призывно. Гимли, нагнувшись меж его широко разведенных ног, поцеловал нежный плоский живот. От гномьей спутанной бороды было щекотно, так нестерпимо-возбуждающе-сладко-щекотно… - Гимли-и… Кажется, невозможно было больше ждать, ни единого мига – и все-таки оба еще любовались друг другом, тяня последние мучительно-сладостные мгновенья. - Ну что, как ты любишь? – гном хитро подмигнул. - А как же! – эльф задорно мотнул головой. – Гимли, ми…лый!... ай! ахххх… *** Пламя в кованой жаровне уютно потрескивало, такое невысокое, яркое и одновременно ровное, которое умеют разжигать только эльфы. Двое, нагие, сидя на ложе, пили вино. Ели жареное мясо и белый хлеб. Без стеснения, точно в походе, прямо руками. - Мммм… Леголас? – Гимли опустил на край серебряного подноса, стоящего на низком столике, обгрызенную кость, отломил корочку хлеба. – Давно хочу спросить у тебя одну вещь, - гном неловко запнулся, принялся вертеть в пальцах хлебную корку. Даже несколько покраснел, хотя перед тем не краснел ну нисколько – хотя в дело шли совсем не слова! - Ну, давай, - весело подбодрил его Леголас. - Такую вот вещь… Вот мы с тобой не видимся месяцами, в прошлый раз виделись на наш Новый Год… скажи, ты в это время обо мне думаешь? - Конечно! - И… как? Ну, как ты обходишься? Леголас удивленно взглянул на него, не сразу сообразив… - Ну, если неприлично, тогда лучше не надо, не отвечай! – торопливо воскликнул гном. - Гимли, милый мой… ну что между нами может быть неприличным? Эльф вздохнул, чтобы не рассмеяться, и подвинулся на постели, поближе к возлюбленному, устроился поудобнее, поджав под себя ноги. Лекции предстояло быть долгой. - Когда в Песне Творения были созданы Старшие Дети Эру, нам была дана неограниченная жизнь и склонность к единственному возлюбленному. А потому нужно было предусмотреть, чтобы каждый эльф смог искать своего возлюбленного так долго, как потребуется, а нашедшие друг друга – ведь Диссонанс Мелькора не обещал эльфам безмятежной жизни – были способны долгое время прожить в разлуке. И вот почему у нас любовь души дополняется желанием тела, но не всякий день и не всякий час. Мы можем думать о своих далеких возлюбленных, и часто думаем о них и мечтаем о встрече, потому что расстояние – не преграда для любящих душ. Но для тел расстояние – это преграда. И потому, когда нет предмета желания – нет и желания. - Вот как… понятно, - протянул Гимли то ли с завистью, то ли с сочувствием. – Нет, у нас не так, - почтенный гном вдруг залился краской еще пуще, так, что и сквозь густую бороду щеки запылали пунцовым. – Я когда к тебе ехал… вот только о тебе подумаю – в седле не умещаюсь! - Гимли, друг мой Гимли! – эльф лукаво склонил набок голову. – Если союз наших народов привел к великому расцвету ремесел, то, может, следует ожидать прорыва и в шорном деле? Новое изобретение будет называться «Седло для влюбленных гномов»… - Только попробуй! – Гимли даже привстал; гневно свел кустистые брови. – Вот только попробуй проболтаться! – прибавил он с нешуточной угрозой. - Нет-нет-нет, как можно, ни за что, никогда! – Леголас, шутливо защищаясь, вскинул перед собой руки. – Если тебе так угодно. А жаль, идея была хороша! - Вечно у вас, ушастых, идеи – да все не в ту сторону… - пробурчал, уже остывая, гном. - Есть и поинтереснее, - эльф легко спрыгнул с лежанки, беззвучно пробежав босиком, вернулся с новым кувшином. – Выпьем теперь и белого? Оно, правда, похуже… лозы слишком молодые, еще не дают настоящего букета… а может, почва не слишком подходит. Надо попробовать заложить еще виноградник в другом месте. Ваше здоровье, Владыка! - Чем заслужил я такую честь – сам вождь эльфов Итилиена наливает мне кубок! – улыбаясь, с готовностью подхватил сын Глоина. - И вправду – чем? – эльфийский лорд легонько толкнул его босою ногой в колено. – Быть может, пристойнее мне будет призвать кравчего? – он сделал вид, что хочет подняться. - Твой кравчий допущен в твою опочивальню? - Новый кравчий, мой друг, обрати внимание! Родом из Лотлориена, высокий, с волосами темного серебра… - Если этот такой же красавчик, как предыдущий, я… я разорву с тобой дипломатичные отношения! - Ооо, это настолько дипломатичное отношение – когда наваливается на тебя такое пыхтящее подземное диво весом как полтора небольших олифанта… - Ага, а уж у кое-кого – так ни веса, ни объема, косточки уж такие тоненькие, навалишься – так и не разберешь, под тобой то ли эльф трепыхается, то ли птичка! Леголас с хохотом повалился на спину, от смеха аж опрокинув кубок – молодое вино выплеснулось пенным золотом, окатив обоих. Гимли подскочил; ворча, как большой пес; отряхивая деликатные части тела. Россыпь прозрачных капель на рыжеватых курчавых волосках… Леголас облизал губы. - Гимли, друг мой Гимли, - он сел на лежанке, дотянувшись и ухватив гнома за руку, усадил его рядом с собой. Потерся щекою о его плечо. – На синдарине правильно говорить «дипломатические». - Понавыдумывали слов, приличный гном язык сломает в пяти местах, - добродушно проворчал Гимли. Закинув назад руку, обнял любовника за шею… - Мне так нравится, когда ты так говоришь… - жарко шепнул эльф ему в плечо. - Как – «так»? - Неправильно… - Что?! - …и с этим своим ужасным акцентом. Это так возбуждающе. -Хм, тогда, может, мне прекратить учить язык, а? – невинно предложил гном. Свободной рукой не преминув проверить, не приврал ли и тут остроухий – и нащупать самые твердые доказательства. – Так ты только скажи, это мне проще простого. - Заманчиво… - Леголас, откинув в сторону тяжелую гномью гриву, легонько прихватил губами его мочку уха, языком прошелся по шее, от самого уха до выемки над ключицей. – Но лучше всё же не рисковать. А то вдруг твой акцент окажет такое же действие и на каких-нибудь других эльфов? Причем прямо на торжественном приеме. - Леголас! – шокировался почтенный гном. И от удивления даже отдернул руку. - Шучу, шучу… - Леголас успокаивающе поцеловал его в шею, там, где мощная шея сходится с крепким плечом. Теснее прижался всем телом, своей рукой накрыл его свободную руку, сплел пальцы с пальцами. – Гимли, любимый… если б ты знал, как я счастлив, как мне дорого, что ради меня ты учишь эльфийский язык… - его пальцы, лаская, медленно двигались по широченной гномьей груди, ероша густые короткие волоски, обводя могучие мышцы… длинные, сильные пальцы, тонкие пальцы эльфа, не грубеющие даже от тетивы… - как мне хотелось бы ответить тебе тем же… - Не мне отвергать древний закон, - с сожалением покачал головою потомок Дурина. - Я знаю. - Лишь глупцами можно назвать тех, кто упрямо цепляется за прежние обычаи и законы, когда обстоятельства жизни переменились на новые. Но не умнее и те, кто торопится сменить их без подлинной и предельной на то нужды. Делать так – все равно что вытаскивать нерасшатавшийся камень из середины кладки… так вскорости порушится и рассыплется всё, и не останется в силе уже никаких, ни старых, ни новых. Знаешь… полагаю, мне хватит власти, чтобы отменить закон о языке. Но немногого бы я стоил, как король, если бы сделал это. - Ты стоишь многих иных правителей, Гимли сын Глоина, - прошептал Леголас, крепко сзади обнимая его, - уже по одному тому, что сам создал свое королевство… и создал не войной и грозой, а любовью. - То же я могу сказать и о тебе, - Гимли развернулся всем телом, насколько позволяла неповоротливая тяжкая гномья мощь, и эльф, с гибкостью молодой виноградной лозы, тотчас подхватил его движение, обвился всем телом, и губы их соединились… - И все-таки, чтоб никаких посторонних эльфов тут больше не шлялось! - Ни эльфов, ни смертных, ни гномов, ни самых маленьких хоббитов! – Леголас со смехом опрокинулся на постель, увлекая за собой и любовника. Перекатившись, приподнявшися на локте, глядя сверху вниз, в бесконечно любимое лицо, сказал, уже совершенно серьезно. – Прости. Я знаю, что гномы ревнивы, такова уж их гномья природа, я не нарочно, честное слово, я постараюсь больше тебя не дразнить. - Обещаешь? – так же серьезно спросил Гимли. Леголас мотнул головой: - Не обещаю. Постараюсь. Ибо эльфийская природа – иная, несходная с вашей… к тому же, признайся, тебя это будоражит! - Вот уж хитрющая остроухая ваша порода… всё вечно по-вашему! – Гимли запустил руку ему в волосы, откинул назад невесомо-шелковые, бледного золота пряди. Кончиками пальцев провел по краю заостренного ушка, нежного, похожего на первый весенний листок… - Пожалуй, не стану я дальше учить ваш язык. Все равно самое важное слово я уже знаю! - Какое же? - Melethron. *** Кованая гномья жаровня работала отменно, и к утру комната так нагрелась, что одеяла сползли на пол, и никто не потрудился их поднимать. Гимли сладко потянулся, жмурясь, с удовольствием ощущая под боком мягкое со сна, теплое чужое тело. Не открывая глаз, перевернулся на бок, по-хозяйски пошарил рукой, чтоб понадежней прижать к себе желанное-теплое-мягкое… рука отчего-то не нашарила ничего, кроме простыни. Гимли от неожиданности даже разом совсем проснулся. И успел только увидеть мелькнувшие перед глазами стройные ноги да пару приятных округлостей. Леголас отдернул шитую листьями ткань, и в комнату тотчас ворвался утренний свет и свежий морозный воздух. Приятно было ощущать его на своей коже… а еще приятней – смотреть. И видеть. То, что он видел. У распахнутого окна – прямо в узловатые бурые дубовые ветви, в розовый зимний рассвет – обнаженная красота. В морозном свете зимнего утра, на фоне могучих ветвей, стройный и статный, белокожий – и поздний рассвет, как будто и сам любуясь, окрасил легчайшим розово-золотистым белизну этого дивного тела – одновременно нежный и сильный, прекрасный эльфийский воин. - Доброе утро, nín melui. - Доброе утро, Зеленый Лист. Гимли закинул за голову руки, вовсе не торопясь вылезать из постели, любуясь возлюбленным и ублаготворенно думая, что сейчас ему больше всего на свете хочется двух вещей. Выкурить добрую трубочку и Леголаса. Леголаса, пожалуй, больше. Тем более что чтобы покурить, нужно было вставать, одеваться, спускаться вниз, а второе желание можно удовлетворить и немедленно. Но больше всего, даже больше этого – еще одной вещи. Третьей. - Леголас? – позвал он. – Знаешь что хочу у тебя спросить? Как у вас принято: на День Середины Зимы подарки дарить только прямо на празднике, или можно уже с утра? Леголас улыбнулся: - Можно с утра. И, кстати, твой тебя уже ждет… я уже вижу его отсюда. Гимли, пыхтя, сполз с лежанки и вытащил из-под груды сброшенной с вечера одежды свою походную сумку. - Ну тогда и я… Иди сюда. И закрой глаза. И чур не подглядывать! Лукавый эльф послушно опустил золотые ресницы. Конечно, не подглядывая, ни-ни. Он услышал, как скрипнуло ложе, точно кто-то тяжелый встает на него ногами, почувствовал, как гномьи руки что-то делают с его волосами, и в небрежно скрученный на темени узел втыкается длинный гребень. На грудь легло широкое ожерелье. Живот ощутил прохладное прикосновение металла… и знакомых рук. Щелкнула, застегиваясь, пряжка. И на запястьях, сначала левом, затем правом, сомкнулись металлические браслеты. - Погоди, пока еще не открывай… - гном звучно протопал по полу, ворча себе под нос «Да куда ж оно подевалось, ничего сроду не найдешь в этом дубовом эльфятнике!», что-то все-таки откопал, Леголас по звуку даже почти догадался, что именно, и вернулся назад. – А вот теперь – открывай! - О, Гимли! Леголас восхищенно выдохнул, изогнулся перед зеркалом, чтобы разглядеть подарок со всех возможных сторон. Искусно сработанные из золота и зеленых камней, они, хотя и разные, выполнены были в едином стиле, и первого взгляда было достаточно, чтобы понять, что они составляют единое целое – точно роща или лесная поляна. Гребень в виде сосновой ветки из прозрачно-зеленых, с золотистым оттенком хризолитов. Ожерелье из малахитовых дубовых листьев. Пояс – листья рябины, крупные овальные изумруды и плотные кисточки недозревших нефритовых ягод. И два парных браслета – листья матового травянисто-зеленого хризопраза и крохотные белые цветочки, кованые из светлого серебра, левый – ландыши, и правый – лесные дикие маргаритки. - Гимли! – ясные глаза лесного эльфа лучились восторженным счастьем. – Они прекрасны… ты… значит, ты разглядел все эти листья? С каким искусством они переданы… но искусство не удивительно для подгорных мастеров, первых во всем Средиземье… но как они переданы точно! Гимли – ты их увидел! - Ну… в общем да, - Гимли приятна была похвала, но приятнее и стократ важнее то, что эльф понял. - Гимли, melethron, поистине с этого дня я считаю тебя первым среди мастеров твоего народа. - Мастер-то… хмм… обычный, - гном довольно ухмыльнулся в бороду, - есть и получше. А вот любовь – неплохое к руке подспорье. - Я надену твой подарок на сегодняшний праздник, - сказал вождь эльфов Итилиена. - Погоди, это еще не всё. Только этого ты, пожалуй что, не наденешь! Леголас кинул вниз взгляд, полный радостного удивленного ожидания… Гимли опустился перед ним на колени. И застегнул на его щиколотке тонкую золотую цепочку. Редкостные зеленые гранаты-демантоиды – листья и красные гранаты-венисы – ягодки. Золотую цепочку с одним-единственным крохотным букетиком земляники. - Мне так нравится, когда ты ходишь босиком по траве, - чуть смущенно проговорил он. – Как тогда, летом - помнишь? На земляничной поляне. - Я надену твой подарок на сегодняшний праздник, - сказал ему Леголас. – И то, что никто не увидит – тоже. *** Когда правитель Южного Итилиена и его царственный гость спустились из Дома Лорда, утро было уже в разгаре, и эльфийский лесной город полонился обычной предпраздничной суетой. Натягивали между деревьев гирлянды цветных фонариков, расставляли решетки, на которых над углями предстояло готовить угощение к пиру, с просторной поляны, напротив, уносили все лишнее, чтобы не помещать танцам. Леголас, на ходу отвечая приветствовавшим его эльфам, вел друга за собой. Чем дальше от центра, тем больше столица лесных эльфов походила скорее на лес, чем на город, здесь утренний хрусткий ледок еще не был сбит множеством ног, и бурые травы по краю тропы щедро были одеты серебряным инеем. Леголас поднырнул под очередную ветку и остановился. - Знаешь, Гимли, мне теперь даже немного неловко, что я подарок тебе приготовил не совсем сам… а с помощью Эомера. Белый, как утренний иней, конь шумно фыркнул, встряхнул пышною гривою, точно понимая свою красу и красуясь. Темноволосый эльф с поклоном передал лорду поводья. Леголас повернулся к Гимли: - С праздником, друг мой! А вот и твой подарок. Конь был великолепен. Даже не слишком-то разбирающийся в лошадях гном не мог этого не оценить. Не чересчур рослый, но и не маленький, с широкой грудью и крепкими ногами, и чуткими острыми ушками. В полной сбруе, со стременами, подогнанными как раз под гномий рост, единственно вместо привычной уздечки было оголовье на эльфийский манер, без трензеля, которых эльфы не признавали. - Роханский иноходец, особо обученный слушаться команд с голоса… - Леголас лукаво взглянул на своего любимого гнома, на лице которого читалась некоторая опаска… впрочем, прочесть ее смог бы лишь тот, кто, как Леголас, знал лицо это до малейшей черточки. - Роскошный подарок, и поистине он достоин славы дарителя, - король гномов учтиво приложил руку к груди. – Передай королю Эомеру мою признательность. Леголас, достав из кармана, вложил в руку гному горбушку хлеба, и Гимли на раскрытой ладони протянул угощение своему коню. Жеребец опустил морду, сторожко принюхался, раздувая ноздри, раздумывая, и наконец приветливо толкнулся шелковистым носом в ладонь, аккуратно взял хлеб с руки. Гимли ласково похлопал коня по шее, и тот откликнулся коротким довольным ржанием, признавая. - …и еще кое-каким полезным навыкам, - Леголас подмигнул. И сказал коню на Всеобщем: - Принимай. Белый жеребец послушно одну за другою подогнул передние ноги, волнистая грива коснулась земли… Гимли удивленно уставился на него. Определенно, таких фокусов не выделывал даже добрый старина Билл, который был умнее десятка своих сородичей, вместе взятых! Конь опустился на землю и замер. Леголас сделал приглашающий жест: - Прошу, государь! Гимли легко перекинул ногу через седло и даже прямо сам удивился, как эдак-то это ловко у него получается. Роханский умница еще дал время всаднику утвердиться в стременах и разобрать поводья, и только тогда поднялся обратно на ноги, так мягко и плавно, что почтенному гному даже и мысли в голову не пришло, как бы не сверзиться. Леголас свистнул, и из-за деревьев пляшущей рысцой выбежал его собственный серый, неоседланный, как обычно, но на сей раз с поклажей: легкая маленькая палатка и два шерстяных одеяла. - Думается мне, мой лорд, подарок стоит опробовать, и как можно скорее, - весело проговорил Гимли. - О да, государь, вы совершенно правы. Леголас птицею взлетел на коня. - Мы с Владыкою Гимли совершим небольшую прогулку, - сообщил он. - Мой лорд, а как же праздник? – уточнил конюх. Леголас с улыбкою взмахнул рукой: - До вечера мы вернемся! Уверен, вы все замечательно приготовите и без нас. Гимли еще раз с удовольствием взглянул на одеяла, прежде чем тронуть коня вслед за эльфом.
Добрый вечер! Позвольте предложить вашему вниманию небольшой фанфик.
Автор: Белка Челли Фандом: Джон Р.Р.Толкиен, «Властелин колец» Название: Звездный свет Персонажи: Гимли/Леголас Рейтинг: PG-13 Описание: Трудно гному любить эльфа… любить вообще непросто. Дисклеймер: Все права принадлежат профессору Толкиену, автор прибыли не получает и ни на что не претендует. читать дальше Эльфы любят звезды, это всем известно, и в горькие или счастливые минуты они призывают Элберет, Владычицу звезд. Говорят, что это потому, что когда самые первые эльфы только что родились, они сначала увидели звезды, а больше тогда ничего почти и не было, ни Солнца, ни Луны, и вообще еще мало что было на свете, на что посмотреть. Вот эльфы с тех пор и смотрят на небо, а гномы глаза туда поднимают редко, гномы смотрят вглубь. Наши тайны, наша красота, наши мечты – в недрах земли. Эльфам этого не понять, может, понятно было прежним, которые сами строили подземные города вместе с нашими предками и у них учились, а вот нынешним – не очень. Хотя красоту Мерцающих Пещер он оценил… они так прекрасны, что просто не найти слов, что сердце замирает в груди, и дышишь иначе, и не понять, где искрятся кристаллы, а где - у тебя на глазах твои собственные слезы. Вот и он – я видел, как у в глазах стояли слезы, и он, такой говорливый, тоже не сумел найти слов… А я благодаря ему, может, первый из гномов поднял глаза на звезды. И тоже не нашел слов. Но вообще-то хорошо оказалось, что у его отца дворец тоже устроен в пещерах, хотя, конечно, там кое-что стоило бы перестроить – мне там и так было сначала неловко, а если б не чувствовал привычный камень над головой, то, я наверное, совсем бы растерялся. Но вот что я думаю – это ведь все не просто так, и как-то так и должно было получиться рано или поздно. Ведь эльфы, во всяком случае, лесные, чтят Йаванну, Королеву земли, и живут под ее покровительством, наш же отец – Ауле, Кузнец Мира. Это же так просто и так логично, странно, что никто не додумался до этого раньше. Наш Ауле, господин всего, что под землей, и их Йавана, госпожа всего, что на земле – между собою супруги! Так разве же не естественно заключить подобный союз и нашим народам? Все это я толковал ему той ночью в лесу. Лесные эльфы прекрасно видят в темноте, гномы тоже неплохо, вот мы и бродили с ним вместе по лесу, то есть по тому заросшему лесом холму, под которым находится дворец, он так удачно замаскирован, что об этом никак нельзя догадаться, если не знать заранее, разве что случайно увидишь входящих или выходящих эльфов. Странное это чувство – в лесу и ночью… и рядом с эльфом… он так уверенно вел меня через все эти коряги и корни, я чувствовал его руку в своей, вокруг были лесные шорохи и шепоты, неверные, непонятные, тревожащие, под ногами - надежная твердыня, а над головой – звезды… Вот я ему и объяснил тогда – про Ауле и Йаванну, про союз народов, про то, что вот этот холм и есть для этого прекрасный пример… мы сидели на склоне, под большой сосною, я прямо на земле, а он надо мной на обнажившемся изогнутом корне. И когда я все это ему рассказал, он мне сказал: - Ты прав, Гимли, мой друг, ты прав. И, думаю, именно так все и выйдет, если мы с тобой хорошо постараемся. Он спрыгнул вниз и улегся рядом со мной на земле, опираясь на локоть, он был такой невероятно красивый и гибкий, в звездном свете его волосы блестели, словно отлитые из платины самым искусным мастером, а глаза сияли, как звезды. Да, знаю, так всегда говорится, но они на самом деле сияли, как звезды, они светились вдохновением и азартом. - Я говорил со многими эльфами, - сказал он мне, - и немало из них готовы последовать за мной на юг. Уверен, к нам придут и эльфы из угасающих королевств… - Ты говорил… со… многими эльфами? – пробормотал я. - В перерывах между нашими с тобою утехами, - уточнил он, посмеиваясь над моей ревностью, хотя на этот раз я вовсе не ревновал. – Гимли, милый, смотри, как это будет чудесно: ты приведешь гномов в Мерцающие Пещеры, я – эльфов в Итилиен, мы освоим эти места, столь прекрасные, и они сделаются еще прекраснее благодаря нашим трудам, соединив умения наших народов и обмениваясь мастерами, мы сотворим то, чего не видели еще ни гномы, ни эльфы, и никто в мире! А мы с тобой будем жить рядом и видеться без помех, когда пожелаем. Можете мне не верить, но в эту минуту я вправду видел в его глазах свет Эарендиля. - Когда пожелаем! – воскликнул я вслед за ним. Я его обожал. Жить рядом и видеться, когда пожелаем! С тех пор, как мы с ним сошлись, я часто думал об этом: как дальше мы будем с ним жить вместе? Что жить мы будем вместе, это было само собой разумеющимся, мы этого даже и не обсуждали. Но как же, или, точнее, где, вот что я думал и не мог придумать. Эльфу по-нашему жить неуютно, даже и привыкший с детства, как он, зачахнет с тоски в пещерах, если из них не открывается выхода в зеленый лес. А настоящий дом гнома – лишь под землей. Я ни за что не стану жить во дворце Трандуила нахлебником, даже если дозволят, и даже ради него – чтобы все эльфы поглядывали на меня со смешками, перешептываясь, чем именно заслужил гном такое расположение. Да и теперь я не желал и даже знал, что не смогу жить нигде, кроме Мерцающих Пещер… это был выход, это было решение! Жить рядом и видеться, когда пожелаем… да что там пути, вскинулся на коня – и вот мы уже обнимаемся, я уже немного умею ездить верхом, ради такого дела научусь, невелик труд! А он говорил, говорил, что они сделают, и как обустроят лес, как расчистят от бурелома и будут сажать молодые деревца и цветы и травы, и как бережно будут обходиться с древними деревьями, чтобы они прожили еще многие века, и откуда привезут материалы, кое для чего понадобится камень, но камня там будет мало, потому что их город должен вписаться в чудесный лес, врасти в него, как родной, и что дома они будут строить на деревьях, наподобие как в Лотлориене, хотя здесь и нет меллорнов, но он уже все придумал… говорил, говорил так горячо, вдохновенно говорил о своей мечте – так же как я прежде говорил ему о своей. Да, жить вместе, вместе именно так! И он, и я - каждый устроим свою жизнь и свое жилище согласно своим вкусам и обычаю своего народа, и все-таки мы будем вместе. И труды у нас будут общие, но все-таки у каждого свой собственный, не будет так, чтобы кто-нибудь один был всего лишь помощником у другого, что, конечно, уязвляло бы эльфийскую гордость точно так же, как гномью. - Я сделаю для тебя отдельную комнату, - сказал я. – Уберу ее самоцветами и… и выращу цветы! Да, точно – принесем в больших ящиках земли, а если над ними повесить эльфийские светильники, то света хватит! - Я для тебя тоже сделаю отдельную комнату, - улыбнулся он. – И нарочно для тебя устрою подъемник, чтобы тебе не лезть на дерево… - Прекрасно доберусь и своими ногами, – проворчал я, - Гном я или кто? - Гном-древолаз! – покатился он со смеху. - А что, уж не хуже, чем пещерный эльф! Он звонко смеялся, повалившись от смеху на землю, на спину, его коленка оказалась как раз у моего лица, и я, конечно, не смог удержаться, чтобы ее не поцеловать. - Гиимлиии… - протянул он сквозь смех. Как же я любил, когда он так говорит. А он взял мою руку и стал по одному целовать мои пальцы… Наверное, это очень странно для гнома – полюбить лес… да и я не то чтобы полюбил – но начал немного его понимать, научился видеть его красоту. Научился благодаря ему – потому что однажды увидел ЕГО красоту. Как же прекрасен он был в звездном свете, здесь, в этот час, среди этих вывороченных корней, может быть, еще прекрасней, чем днем… я мог любоваться им бесконечно, как эльфы любуются звездами. - Ты – точно перстень, сработанный искуснейшим мастером, - говорил я ему тогда. – Который хочется рассматривать, разглядывать до деталей, до каждой крупинки зерни, до каждой грани кристалла, от которого невозможно оторвать глаз, которым хочется любоваться и хочется прикоснуться, хочется потрогать, узнать на ощупь, пройтись пальцами, повторяя каждый изгиб… Я любовался им, и я целовал его, этой ночью в лесу и под звездами я заново познавал его… на ощупь… и на вкус… Не знаю, это свойственно всем эльфам или только ему одному – он был так горяч и ненасытен, но одновременно в этом деле нетороплив, он не признавал никакой спешки и никогда не позволял мне перейти к главному, пока мы оба не будем полностью раздеты. В этот раз я спросил его, почему. - Так это же некрасиво! – воскликнул он удивленно, словно я спрашиваю его о чем-то само собой разумеющемся и всем, кроме гномов, понятном. Я, конечно, знал, как для эльфов важна красота. Красота важна и для гномов, да и для людей, и вообще, наверное, для всех разумных существ, кроме разве что поганых тварей – хотя, может, и у них есть какие-то свои понятия о красоте, только извращенные, как они сами? Я тоже люблю красоту, хотя, наверное, и немного не так, как ее любят эльфы. Он был прекрасен, и я любил его, и мог любоваться им бесконечно. Может быть, и мы с ним вместе, обнимающиеся, кому-нибудь непредвзятому могли показаться красивыми – как радуют глаз влюбленные парочки. Но когда уж дело доходит до того самого – что тут может быть красивого, в этих нелепых телодвижениях? - Красота и любовь неразделимы, - продолжил он, чуточку даже нетерпеливо, видя мое недоумение и мое молчание. – Любовь невозможна без красоты, если это на самом деле любовь, любовь живет красотой, и красота – любовью… - Но ведь любят же не за красоту… - неуверенно пробормотал я. Никогда не забуду его глаз. Глаза его в изумлении распахнулись на пол-лица: - Как это не за красоту? А за что же еще? Меня словно ударили в поддых. Дыхание перехватило, где-то в нутре сделалось больно и пусто… пусто и горько, почти так же, как в тот день, когда у меня в руках оказалось письмо Владыки Элронда. Хотя нет, не почти… Тогда я ничего не имел и мало на что надеялся – теперь же имел всё и надеялся на еще большее. Надеялся еще минуту назад. Минуту назад был уверен, что имел… - Гимли? - позвал он. Кажется, поняв, что что-то не так. Что-то не так… всего лишь. Всего-то одна гномья жизнь. - Гимли, ты что? – повтори он уже встревожено. Он, Леголас, Зеленый Лист. А я смотрел на него. На Леголаса. На моего возлюбленного. На самое прекрасное, что есть в этом мире. Мне, наверное, легче бы было снять с петель и снести вниз на собственной спине ворота Мории, чем выговорить это. Но он ждал от меня ответа, и я все-таки заставил себя сказать: - Тогда забудь все это… все, о чем мы сегодня с тобой мечтали… тогда все это пустое. - Но почему, Гимли, почему? – воскликнул он. Он не понимал. А ведь все было так понятно. Он сам только что сказал мне об этом. - Потому что любят за красоту, - сказал я. – А я – и по нашим-то гномьим меркам так себе. И уж тем более для взгляда эльфа… Это не любовь, это, наверное, боевое товарищество и телесный голод, но это не любовь, и когда ты насытишься… - я не смог досказать «тебе захочется меня покинуть». – Когда… рано или поздно это случится. И лучше уж тогда и не начинать вовсе… если наша общая жизнь будет построена и устроена, вдвое труднее будет рвать эти нити, трудней и больней для обоих… но придется их рвать… потому что ты начнешь тяготиться мной, рано или поздно. Я не сказал: а я всегда буду любить тебя. Я смотрел на него, моего любимого, единственного для меня в этом мире. Смотрел, чтобы навсегда запомнить его черты. Он как-то судорожно, резко вздыхал. И я не сразу понял, что Леголас смеется. - Гимлиии… о Элберет, Гимли! Правду говорят, что все гномы тугодумы… но чтоб уж настолько… Гимли, милый, да разве же красота в каких-то мерках? Красота – она в сердце. Ведь для того, кто любит, его возлюбленный всегда прекрасен, любимый красивее всех на свете! Я смотрел на него, смеющегося, и мне самому хотелось смеяться. - То есть ты хочешь сказать… что и я… - глупо спросил я. - Ну конечно! Ты ужасно красивый гном, очень, очень, а если кто думает иначе, то тот ничего не понимает и глубоко заблуждается, и мне дела нет до его слов! Я и верил ему, и не верил. Если бы он сказал, что ценит меня за надежность, я бы ему поверил. Если бы заговорил о том, что бывает у нас наедине… уж тут-то он всегда был мною доволен. Сказать без лишней скоромности, едва ли кто-то другой тут был бы для него лучше меня – уж во всяком случае, не тощие эльфы! Тут уж я был в себе уверен. Его тело говорило мне об этом каждую ночь. Слова могут обманывать, словами можно обманываться самому, но тело не может лгать. Даже если бы он сказал, что его забавляют мои гномьи манеры, я бы поверил и не обиделся, потому что его эльфийские повадки забавляли меня не меньше, и в этом и была особая прелесть. Но… красивый? Я? В глазах эльфа? - Гимли, ну правда, ну даю тебе слово, хочешь, я даже поклянусь? – он тряс и тормошил меня за плечи. Боюсь, что я сидел перед ним уж с очень нелепым видом. Мне очень хотелось в это поверить. Эльфы едва ли не превыше всего ценят красоту. Но и гномы ценят ее не меньше. Мы ценим красоту гор, красоту самоцветов, красоту искусных творений и красоту жен… и красоту мужей. Да, я никогда на это не претендовал… и все-таки мне очень хотелось услышать это из уст того, чье мнение было для меня самым важным. Единственно важным. - Честное слово, для меня с тобой не сравняться ни леди Арвен, ни даже Владычица Галадриэль… да что там! Вот если бы прямо сейчас передо мной явилась сама Лютиен, прекраснейшая из детей Илюватара, я бы даже и не взглянул на нее. Или сам Келегорм Прекрасный, которого называют самым красивым из эльфийских мужчин – во всяком случае, мой отец говорит именно так. Хотя некоторые считают самым красивым Феанора – так вот, даже сам Феанор… - Леголас, ты издеваешься, да? – пробормотал я. - Разумеется, да! – радостно откликнулся он. – Но ты сам напросился. Ну ясное дело, он надо мной издевался. Уж кто-кто, а я-то точно знал, кто на самом деле самый красивый из эльфийских мужчин!
Мой основной логин - Хельгрин. Этот - только для текстов по ВК.
потихоньку начинаю притаскивать натворенное с ФБ по любимому пейрингу
Название: Степной ветер Автор: Хильгрэль Бета: Shiae Hagall Serpent Размер: драббл, 915 слов Канон: Властелин Колец Пейринг: Гимли/Леголас Категория: слэш Жанр: драма, PWP Рейтинг: R Краткое содержание: одна из многих тайных встреч Примечание: постканон, написано в рамках ФБ-2015 для команды fandom JRRT 2015. Рейтинговая сцена, расширенная ради лвл, сокращена обратно до авторского варианта.
читать дальшеНа этот раз им не слишком везет с погодой. По степи гуляет ветер, играет травами, гнет их так и эдак, словно подбирая лучшие нити для бескрайнего ковра: серебристые, изумрудные, берилловые, глубокие болотные. По небу ползут густые низкие облака с темным подбрюшьем, готовым пролиться дождем.
Впрочем, Гимли удерживает привычное ворчание на самом кончике языка. Не дело это: портить недовольством такой день. Один из немногих доставшихся им дней свободы.
Сам он заранее ищет благовидный предлог: кузнечную ярмарку в окрестностях Итилии, куда, по слухам, приедут синегорские гномы и привезут какую-то диковинку. И, конечно, он сам должен на нее взглянуть и сородичей поприветствовать, потому что кто еще-то?
Гимли не знает, что говорит своим ближникам Леголас. Хочется верить, что его золотоволосый товарищ просто срывается и исчезает, свободный, как вот этот самый степной ветер, потому что эльфы терпеть не могут врать.
А может, Леголас поступает как он сам — попросту не говорит всей правды? Гимли тоже не докладывает, что вовсе не надо ему на эту самую ярмарку так уж заранее выезжать, потому что возница у него с ураганом наперегонки скакать может.
— Леголас?
— Да?
— А ты чего своим сказал?
Леголас небрежно машет рукой и не отвечает. Ну, хоть ясно, что не спит, а то с ним не всегда и поймешь.
Прямо посреди степи они расстилают два одеяла, укрываются плащами и устраиваются возле быстро прогорающих на ветру углей. Спешить некуда, можно просто молчать. Хитрый Леголас пристраивает голову на необъятной гномьей груди, и Гимли исподволь привычно удивляется тому, что он такой легкий. Невесомый. Кажется, будь порывы чуть сильнее, — унесли бы эльфа прочь, куда-нибудь к морю, где кричат эти его Морготом проклятые чайки.
Гимли пугается этой мысли, кладет ладонь на жилистое плечо, успокаивается, ощущая живое тепло.
— Ты чего, Гимли?
— Ничего.
Ну да, обманешь его. Эльфы не только врать не любят, они еще и любую неискренность чуют.
Леголас возится под плащами, поворачивается, упирается в грудь острым локтем. Длинные волосы рассыпаются, щекочут щеку, запутываются в бороде самородным золотом в речном рыжем песке.
— Гимли? Я же слышал, как у тебя сердце заколотилось. Что случилось-то? О чем ты подумал?
Гном отводит взгляд.
— Гимли?
Нет, не отстанет.
— Да глупость какая-то приблазнилась. Легкий ты, будто шелк харадский. Того и гляди ветром унесет. К морю этому твоему. С чайками.
Губы вдруг сводит, словно от боли, Гимли пытается отвернуться, да куда тут денешься.
— Да ты!.. — Леголас осекается, возмущенно качает головой, смотрит прямо в прищуренные глаза своего самого близкого друга. Или просто — самого близкого. — Это я бояться должен тебя потерять, а не ты! — он наконец справляется с собой. — Нужны они мне, чайки-то, без тебя!
И умолкает, как будто сам пугается того, что вырвалось.
Ветер подхватывает слова, разбивает на звуки, утаскивает к дальним холмам, цепляет за вершины гор, волочет над лесными кронами, швыряет туда-сюда над пенистыми морскими гребнями.
Не отречешься теперь.
Двое в степи сталкиваются губами, носами, лбами, целуются так исступленно, будто сражаются. Ветер раздергивает плащи, связывает прямые и тяжелые золотые пряди с кудрявыми рыжими, да все такими узлами, что потом только ножом обрезать.
Было так лишь раз, перед последним сражением у Мордорских Врат. С тем же неистовым огнем, куда там самым жарким горнам! Гимли даже думал — приснилось. Примерещилось. Чего только на ум не лезет, когда смерть-то вот рядом стоит, скалится, костлявая.
Теперь не думает. Знает. Ничего не примерещилось.
И ласкаются яростно, будто никто не хочет и не может проиграть. Трутся друг о друга, царапаются бляхами на поясах, ножнами, украшениями на гномьей бороде, вплетенными в эльфийскую косу мелкими изумрудами на тонкой цепочке.
Ладонь у Гимли намозоленная секирой и кузнечным молотом, грубая, широкая. Он поначалу сжимает пальцы совсем легонько, опасаясь поцарапать нежную кожу. Но Леголас нетерпеливо вскидывает бедра, толкается в его кулак, и Гимли перестает осторожничать, двигает рукой быстро и резко, и Леголас протяжно стонет, вздрагивает, с размаху утыкается лбом в литое гномье плечо.
— То-ро-пы-га, — выдыхает Гимли и сдувает с губ пахнущие полынью и палой листвой волосы. И неистово догоняет.
Наслаждение прокатывается весенним селем — неотвратимое, обманчиво неспешное, сметающее все на своем пути. Когда Гимли понимает, что все еще в том же теле, что и был, а не мотается, к примеру, бесплотным призраком над андуинскими порогами, — сильно удивляется. А удивившись, начинает стесняться нагой опадающей плоти, спутанной бороды, невесть куда подевавшейся одежды.
Ветер радостно холодит потные тела, тянет паленой кожей, и Гимли, ругаясь, вытаскивает из углей свернувшийся край поясного ремня.
Леголас улыбается — чуть смущенно, словно извиняясь, что ремень отлетел аж на кострище, — потом раскидывает руки, валится в степную траву, и не думая стыдиться наготы.
«Дитя леса, дикарь эльфийский, что с него взять...» — думает Гимли, торопливо натягивая рубаху.
— А вообще, давай вместе за Море уйдем, а? — негромко говорит Леголас, не поворачивая головы.
У Гимли из рук вываливается сапог.
— Ты чего, ум в дорогу забыл прихватить? Как это — за Море вместе?
— Надоело по степям да лесам прятаться, словно тати какие, — Леголас чуть заметно дергает плечом. — А так забыл, конечно, зачем он мне.
— Что забыл? — теряется Гимли. — Что зачем?
— Да ум-то, ты ж сам сказал. На что он мне, коли ты рядом такой рассудительный.
Гимли фыркает, тянет себя за бороду, потом наклоняется и отвешивает ему слабенький — в четверть силы — щелбан.
Худые длинные пальцы Леголаса оплетаются вокруг его запястья мифриловой проволокой — хоть умри, а не разорвешь.
— Так ты согласен? — тихо спрашивает он, и глаза у него жесткие, чуть сощуренные. Будто целится.
— Да куда я денусь, коли ты такой грозный, — смущаясь и теряясь, бормочет Гимли.
Потом набирается храбрости и осторожно касается ладонью худой щеки, острой скулы.
Леголас едва ощутимо трется о ладонь щекой, и Гимли мерещится — конечно же, только мерещится! — легкий, как дуновение, поцелуй, коснувшийся старого ожога на запястье.
Ветер подхватывает и уносит это дуновение куда быстрее, чем Гимли успевает вздохнуть.
"First Kiss" by Kdyubiwa (Единственный рисунок у этого автора, который мне понравился, остальное либо наброски, либо слишком специфичная рисовка) ~~o0o~~ +8Два портрета Леголаса by Lady59
.... В основном слэш, рейтинг G—PG-13, размер разный. Причины рекомендации (для всех фиков): 1) хорошо написано; 2) персонажи в характере; 3) наличие True Friendship/True Love.
читать дальше"Sansûkh" by determamfidd (WIP; 374,954 слов; джен/слэш/гет; Гимли/Леголас, Торин/Бильбо, Тауриэль/Кили; Ангст, Романс, Приключения; PG-13) SummaryThe battle was over, and Thorin Oakenshield awoke, naked and shivering, in the Halls of his Ancestors. The novelty of being dead fades quickly, and watching over his companions soon fills him with grief and guilt. Oddly, a faint flicker of hope arises in the form of his youngest kinsman, a Dwarf of Durin's line with bright red hair.
"Comes Around Again" by scarletjedi (WIP, !!Десфик; 95,705 слов; джен/слэш/гет; AU-путешествие во времени; Гимли/Леголас, Торин/Бильбо; PG-13) SummaryGimli closes his eyes, an old Dwarf on the brink of death in the home he had built with his husband in the Undying Lands, and opens them again as a young Dwarf in his childhood home in Ered Luin. He's returned to the tumultuous week before The Company set out to recruit their Burglar from his cosy hobbit hole. Gimli, once again a impetuous teen in the eyes of his family, must get into that Company--the lives of his loved ones, and the very fate of Middle Earth--depends on it.
"The Sound Below Sound" by Dorinda (35,449 слов; джен/слэш; Гимли/Леголас; хёрт/комфорт, дружба/романс; PG-13) SummaryWhen the Grey Company escapes from the Paths of the Dead with an army of ghosts at their heels, Legolas believes that everyone who entered the Dark Door has emerged again unharmed. He's wrong. Some wounds cannot be seen.
"On the Cold Hill Side" by marycrawford (24,938 слов; джен/пре-слэш; Гимли/Леголас; ангст, хёрт/комфорт; PG) SummaryIn the end, Gimli thinks, Legolas will steal his heart and sail away with it, and even the wonders of the Glittering Caves are not enough consolation for that loss. But when Aragorn calls for Gimli’s help in dismantling the hidden traps of Orthanc, everything changes.
"Contractual Obligations" by Lumelle (Серия; 36,093 слов; слэш/гет; Гимли/Леголас, Торин/Бильбо, Кили/Тауриэль; Драма; PG—PG-13) Моя любимая часть серии "Of Elven Hearts", встреча с Трандуилом. Понравилось как Гимли говорил о своих чувствах к Леголасу и ответ Владыки. Предупреждение: упоминается прошлый юст Леголас/Тауриэль.
"Northern Babylon" by icarus_chained (6,034 слов; AU-Дизельпанк; Джен; Гимли/Леголас, Гимли&Трандуил; G) After four years fighting the war in the south, Gimli and Legolas have come back to their home city of New Rhovanion changed, and perhaps for the better. Gimli tries to make Elven Councillor Thranduil understand this, and understand that maybe there's hope for more than just Gimli and Legolas as well.
+ 4 мини-фика "Weary Heads To Rest" by icarus_chained (2,291 слов; дружба/романс; PG) "Braids" by CaptainLeBubbles (3,222 слов; PG-13. Незнание чужой культуры и обычаев приводит к непониманию. Ревнивый!Гимли ) "Those You Carry" by notanightlight (1400 слов; POV Арода; G) "One Single Sunlit Day More" by feverishsea (2,689 слов; Гимли/Леголас, Бильбо/Торин; PG-13)
Мой основной логин - Хельгрин. Этот - только для текстов по ВК.
Название: Заморье Автор: Хильгрэль Бета: Снарк Размер: мини, 1598 слов Пейринг/Персонажи: Леголас/Гимли. Категория: слэш Жанр: драма, романс Рейтинг: R Предупреждения: пост-канон ВК Комментарии: написано на ЗФБ-2015 для команды WTF Tolkien-PJ. читать дальше Сны приходили разные.
Здесь, в Валиноре, все было немного не так. Гимли, наверное, только теперь понял, что такое Искажение. Это когда похожее на настоящую жизнь, но другое. Правда, эльфы считали, что искажено было там, а тут правильно. Ну, не спорить же с ними. Им виднее, а он внутри себя лучше знает. Стало быть, так.
Да, сны.
Сны были свои и чужие. Свои — привычные и понятные. И эльфийские еще. С цветочками-бабочками, какими-то песнями на непонятных языках, от которых щемит в груди и подушка потом мокрая от слез, хотя с детства не плакал.
В своих снах было прошлое. Эребор и Агларонд, битва при Минас-Тирите, Дейл на рассвете, морийские бесконечные коридоры и багровое око над мордорской твердыней.
В чужих снах зимы сменялись вёснами, звонко дробилась капель в сияющих сосульках, туман стлался по траве задумчивыми завитками, а времени не было вообще. Оно катилось где-то вне него, как река. Ты на берегу, а она течет и течет, ни начала ни конца.
Так же было и здесь. Ровная, не омраченная никакими горестями жизнь. Изредка, может, дождь прольется. Иногда даже сильный.
И снова. Песни, туман, шелест листвы. То ли сон, то ли явь. Одно и то же изо дня в день.
Иногда бил себя молотом по пальцу — сильно. Больно. Помогало, вот только заживало быстро. То ли потому что гномы такие крепкие, то ли и правда целительный воздух в Валиноре этом.
Не спрашивать же себя — «чего, мол, тут забыл?».
Ясно чего. Кого.
Того, кто приходил в их дом. Просторный, прижавшийся к склону горы, глядящий верандой в лес, под низкой дерновой крышей, с устроенной рядом кузницей.
Приходил каждый вечер, и с ним протискивались в комнаты и лесные запахи — какой-то ягоды, брусники что ли. Палой листвы. Молодой хвои. Отзвуки спетых и неспетых песен. И все оживало.
Потом они расходились по своим комнатам, и снова. Не совсем явь, не совсем сон. Медленное существование вне времени. Как у камня.
Он — камень, лежащий на берегу реки. Неудивительно для гнома, связавшегося с эльфом.
* * * Дверь открывается, не скрипнув. Ну да, разве могут быть в доме, который ладил гном, несмазанные петли? И полы молчат — ни одна доска не прогибается под легкими шагами. Вот на его собственные шаги пол всегда отзывается.
Сон?
Явь?
Непонятно.
Ложе не проминается под тем, кто невесомо присел сбоку. Прохладные узкие ладони касаются висков, лба.
— Ты кричал. — Тебе показалось. — Да? — Да!
Ладони остаются. Реальные. Пахнут хвоей и еще чем-то, медом что ли. Скользят. Отгоняют каменный морок.
И все становится отчетливо слышно. Шорох травы под ночным ветерком. Шуршание листьев в нависающих кронах. Невнятный рокот накатывающихся и откатывающихся волн. Тихое далекое пение.
Губы касаются губ — мягко, благодарно. Волосы ссыпаются на щеки: легкие, скользящие по лицу как сухой дождь.
В темноте не видно почти ничего: окно маленькое, свечи не горят. Только абрис в лунном свете, тень на стене среди теней.
Здесь даже не получается устыдиться. И не получается оттолкнуть. Только принимать очередное искажение. Искушение.
Ночная рубаха куда-то девается, словно сама по себе. Чужое тело теплое и легкое. А ладони все такие же прохладные. И они трогают. Исследуют. Перебирают заплетенную бороду, заставляя застежки отзываться металлическими возгласами. Касаются шеи, слегка чешут под подбородком.
— Я тебе кот что ли? — Ну, похож иногда. Спишь да спишь себе. — Я работаю, между прочим. В кузнице.
Тень на стене кивает, едва слышно смеется.
— Тебя не переделаешь, да? — А надо? — Нет. Не надо. Ты такой хорош, какой есть. — Вот спасибо, порадовал. — Не злись, Гимли. — Я разве? Разве злюсь? — Лучше бы ты злился.
Короткий судорожный вздох. Щека касается щеки, дыхание горячее, губы чуть солоноватые.
Обнять. Вот так, даже еще крепче.
Прижать к себе.
Под ладонью острые лопатки, как у мальчишки. Жесткие мышцы. Спина выгибается, двигается под рукой. Вниз, потом вверх, навстречу, с довольным глухим стоном.
— Ты чего творишь-то? — Ничего. Я к тебе пришел. — Это я вижу, что пришел. Творишь-то чего? — Могу уйти, между прочим.
Собственные руки замирают на впадине чужой поясницы. Не удерживают. Но никто никуда не уходит.
Выдох.
— Можешь. Но не уходишь. Не уходишь ведь? — Куда я от тебя денусь, если ты даже в Валинор за мной увязался? — Это я увязался? Ах ты врун остроухий!
Возмущение громкое, тишина отступает. Он возится под чужим телом, пытаясь спихнуть с себя этого нахала. Эльф сжимает его бедра коленями, смеется, упирается руками в грудь.
Гном притворно рычит, трясет за плечи.
Леголас смеется, дает себя трясти, утыкается лбом в шею, обнимает. Гимли ворчит:
— Ну и нахал же ты.
Ответа нет, только чужие губы касаются места чуть ниже уха, словно извиняются. Приятно.
— Еще раз спрашиваю тебя, папин ты сын, чего ты творишь?
— Что бы ни творил, папа тут не при чем.
— Да уж, он бы тебя не похвалил за такие фокусы.
— Да он и так никогда.
Гимли отклоняется в сторону, потому что соображать становится трудно. Мысли разбегаются. Точнее, утекают. Вниз куда-то.
— Я не понял, при чем тут твой отец? — Ни при чем. Ты сам про него вспомнил. — Тьфу ты. Точно. Но его тут нет, слава Махалу. — Слава Эру. — Махалу. — Отвяжись, Гимли. — Я не привязывался, ты сам пришел. — Но не для того же, чтобы спорить про Валар и Создателя. — А для чего?
Ох, не надо было спрашивать. Потому что губы. Руки. И вздохи. Тела непозволительно близко, даже для них двоих. Которым нечего скрывать и делить нечего.
Эльф высокий и худой, а еще у него холодные пятки. На груди царапается камень на мифриловой подвеске. Бриллиант, который Гимли огранил для Леголаса еще там, в Средиземье.
Мысли снова уплывают, внизу жарко и тяжело.
— Ого! — Убери руки. — Это еще почему? — Убери, говорю!
Ну да, попроси о чем-нибудь эльфа, так он и послушается. В ушах шумит, тело предательски дергается навстречу. Ладони прохладные, а внизу пожар. Роковая гора. Этот, как его, Ородруин. Два Ородруина.
— Ох.
Собственный шумный выдох. Эльфийский мелодичный смех.
— Ты же сам велел. — А? — Руки убрать. Велел? Вот, я убрал. — Слушай, шел бы ты, а? В лес песни петь. Чего ты тут со мной вытворяешь? — Что хочу, то и вытворяю. И ты тоже хочешь. — Совсем рехнулся что ли?
Эльф смеется. Дразнится. В темноте не видно, но как-то все равно понятно.
— Я тебя выдеру, ей-Махал! — О-о? Это интересно. — Не интересно, а ремнем. Твоим же. — Фу. Действительно неинтересно.
Да. Что по-настоящему интересно, так это как его можно поймать, чтобы выдрать. Ремнем. Потому что не догонишь же, даже в закрытой комнате. А догонишь — не удержишь.
— Леголас, ну ты правда, обалдел что ли окончательно? Дай поспать, что на тебя нашло?
Эльф совершенно не собирается убегать. Садится на кровати, точнее, сворачивается в какой-то невероятный узел, обхватывает себя за плечи.
Лунный свет из окна наполняет бриллиант на груди до краев, кажется, сейчас перельется.
— Я боюсь за тебя. — За меня?
Гимли подтаскивает к себе рубаху, надевает, словно броней отгораживается. Тянуще больно, не очень удобно, да еще и стыдно.
— И почему ты за меня боишься? — А ты не понимаешь? — Нет.
Эльф подается к нему, трогает за плечо.
— Ну? — Что — ну? — Ты не сказал, почему ты за меня боишься? Что-то я никаких опасностей тут не вижу.
Звучит так, будто он по ним соскучился. Наверное.
— Ты… в тебе будто искра угасла, Гимли. Здесь, в Валиноре.
Гном молчит. В комнате становится холодно, внизу все еще больно.
— Я тебе открою секрет, Леголас. Искры выбивают кресалом, а не этим, за что ты хватался. — А я думал, у вас, у гномов, именно этим. — Ну да, — не выдерживает Гимли. — И куют им же.
Эльф смеется и напрыгивает на него. Быстро, так быстро, как могут двигаться только эльфы.
Гимли стукается головой о стену. К нему прижимается чужое тело. Сильно. Исступленные поцелуи — куда придется, даже в нос и в бороду. Всхлипы.
— Да ладно тебе, — с трудом выговаривает он, когда получается вдохнуть. — Придумал себе какую-то чушь.
Эльф не отвечает. Он весь — сплошные напряженные мускулы, будто из дерева вырезали. Кошачьей травы что ли объелся в лесу?
Рубаха снова почему-то исчезает — предатель, а не рубаха.
Гимли отстраняется — как может. Обнимает ладонями узкое лицо эльфа. Ладони широкие, хватает, чтобы зарыться в волосы и почесать за острыми ушами.
— Что на тебя нашло?
В темноте не разглядеть, что прячется в глазах.
Они касаются друг друга лбами и замирают. Леголас задумчиво потирается щекой о руку.
— Как ты думаешь, Гимли, а Валар нас видят сейчас? — Надеюсь, нет. — Здесь не может быть ничего неправильного. Это ведь Изначальная земля.
Гном вздыхает. Здесь все неправильно. Здесь нет жизни, одно застывшее блаженство. И Леголас, кажется, с ума сошел. И он сам.
Раньше бы так врезал, что тот бы из дома вылетел со стеной вместе.
А сейчас он чувствует, как доски пахнут смолой. Как тянет прохладой и ветром с берега.
— У тебя губы соленые. Как море.
— Да, — соглашается эльф.
И всё.
Они вжимаются друг в друга. И трутся друг об друга. И это тоже неправильно, хотя и очень приятно.
За окном какая-то птица несколько раз щелкает, а потом заводит переливчатую длинную песню. Гимли уже слышал ее, только не обращал внимания.
Эльф едва слышно всхлипывает, лежа на нем, чужие пальцы снова обхватывают там, внизу, и скинуть его нет сил.
Всё не так.
Кровь стучится в голову, в веки, устремляется вниз, как водопад. Вместе с ней соскальзывает и эльф. И там внизу становится влажно и тепло, кожу щекочут длинные чужие волосы, а под собственными пальцами, кажется, трещит дерево; далекий прибой приближается, приближается, и вдруг накатывается. Ослепляет, оглушает, взрывает, бъет о дно, не дает дышать и кричать. И не собирается заканчиваться.
* * * Утро мягкое и легкое, небо чуть розоватое. Пахнет росой и цветами.
Вода в кадке прохладная, в ней отражается небо с редкими облаками-перышками.
Опять что-то снилось. Муторное и непонятное, эльфийское. Но без песен.
Хочется уйти на берег моря и сидеть там, глядя на волны.
Как он оказывается на берегу, уже не вспомнить. Но сидит там. И смотрит, как собирался.
Волны говорят о чем-то. Чтобы понять, надо быть эльфом.
Для него самого волны просто шумят. Шуршат светлым песком.
Напоминают о чем-то. О снах.
Над поросшим лесом окоемом полукруглой бухты слышны удары топора.
Друзья, а никто не знает, что там с фанфиком Хильгрель "Рассудку вопреки"? Первые 18 глав прочитала, хочется ещё *__* Картинка для привлечения внимания :3