Сковать последнее звено - 14

[forgotten-pages]

Бета: пока нет, но будет
Категории: слэш
Жанр: драма
Пейринги: Леголас/Гимли
Рейтинг: пока PG-13, там видно будет
Размер: миди
Предупреждения: однополые отношения, POV Гимли.
Содержание: повествование начинается с того момента, когда Арагорн, Леголас и Гимли встречаются с ристанийскими конниками Эомера и на данных им лошадях продолжают поиск Мерри и Пина.
Статус: в работе
Дисклеймер: Omnia mea mecum porto, все свое, чужого не беру, выгоды не ищу.

Лихолесье (Эрин Ласгален).

Выехали наконец на овальную длинную прогалину, остался за спиной чудный лес, были теперь кругом дерева обычные. Леголас остановил коня, напрягся, вглядываясь.
- Что там? – Гимли хоть стремена кожаные до сих пор пользовал,однако же выглядывать из-за высокого эльфа не получалось.

- Там наши границы, - заметно волнуясь сказал Леголас. – Первый сторожевой пост. Знал бы ты только, друг Гимли, сколько веков провел я здесь, высматривая лиходеев… Нас рассматривают сейчас, и дивятся, хотя посольство должно было уж вернуться, небось рассказали все.

Гимли почувствовал радостное волнение эльфа и хмыкнул в бороду.

- Так скачи уже к своим-то, чего стоишь?

- Скакать? – рассмеялся эльф, - Скакать, говоришь?

Поднял Арода на дыбы, да завопил что-то – переливчато, звучно - и молнией метнулся конь вперед.

Не держался бы гном, зная повадки блажного этого, так летел бы кубарем. Однако ж возмущаться не стал, смолчал. Как сам еще дурить будет, дом увидя? Да и не дело отчитывать друга на виду у всех-то. Тут тонкость нужна – скажут еще, много, мол, власти гном над эльфом взял. А эльф-то не просто какой обычный, а принц наследный. Это для него он дурень остроухий, птичек любящий, ну так на то друзья друзьями и прозываются.

Окружила коня веселая толпа – вглядывался Гимли в лица, всё казалось, что должны они быть на Леголаса похожие, однако же были разные. Но все высокие, звонкоголосые. Помогли и ему спешиться, да и повели куда-то вглубь, и по пути толпа прибывала.

Леголаса хлопали по плечу, окликали звонко, обнимали. Он шутил, смеялся, сжимал в объятиях, кивал, тараторил на синдарине, однако же друга не бросал, шел рядом, и был ему Гимли за то признателен, и гордился в душе.

Дворец короля лихолесского оказался красивее и больше, нежели отец рассказывал. Были и врытые в холм чертоги, были и возвышающиеся из дерева. Однако был и частокол вокруг – сразу видно, повоевать пришлось здешним, не мирную жизнь вели за песнями да плясками.

Провели внутрь, Гимли оглядывался незаметно, однако же решил, что у Элронда владения и побогаче, и покрасивее. Гному отвели светлую комнату, а Леголас ушел куда-то. Сказал только, мол приводить себя в порядок надо, и предстанут они перед королем Трандуилом. Подивился гном церемониалу-то такому, нет бы отцу сына-то встретить-обнять, небось не чаял живым увидеть. Однако ж решил, что может у королей эльфийских так и принято. Это папаша Глоин, хоть и из себя важный, его встречать ринется, да нерасторопным ноги оттопчет, на бегу-то. Скоро, скоро будет он дома…

Умылся, бороду расчесал – обнаружил когда после битвы последней эльфийский гребешок в кошеле – долго смеялся, - ишь, сдержал слово остроухий. Впрочем, в переходах оба тем гребнем чесались, но хранил Гимли его теперь у себя. Что гному в руки попало – поди отбери…

Вытащил из зубцов впутанные волосы – свои бурые да жесткие и эльфийские золотые, и вдруг нахлынуло видение золотоволосой статуи, аж покраснел, хорошо хоть не видел его никто. Может, там в пещерах воздух какой особый? Представится же такое про друга боевого, в глаза не будешь знать как смотреть потом.

Про себя, однако, решил вина местные не пить, хоть бы в глотку насильно вливали. Поддернул рубаху, кольчугу от пыли обмахнул, вот и готов.

Тут и Леголас явился, сменил походную одежу на подходящую: длинную верхнюю родовую зеленую рубаху с прорезями, вроде кафтана, сквозь прорези широкие коричневые рукава от исподнего спускаются. Легкие эльфийские штаны, туфли, как те, в которых ушел принц из Ривендла, только новые, с самоцветами на пряжках. Ишь, изумруды, не ашириты* какие, заметил про себя гном. И плащ переливчатый, зелено-бурый, в цвет леса, стянутый у горла подарком лориэнских владык, ну и корона.

- Эк вырядился, - хмыкнул Гимли. Хотел еще добавить что-нибудь, однако Леголас просто вытащил его за руку, и пришлось за ним шлепать куда-то по проходам, представляться местному королю. Однако Гимли ухмылялся про себя – он, мол, не папаша, видывал королей и поважнее.

Приняли их в огромном пустом зале с каменными колоннами. Металось по стенам пламя, потолок терялся в сумерках, отчего казалось, что нету его, потолка-то, прямо в небо стволы каменные смотрят.

Гимли резьбу оценил – тонкая штучка, эльфийская работа. Однако по сторонам пялиться совсем уж было некстати, зашел за Леголасом следом, на шаг отстав, склонил на миг голову в знак уважения, и уж теперь никто помешать ему не мог рассматривать всегдашнего героя семейных хулительных песенок.

Был отец Леголаса вечно юн, как все эльфы, однако лицо было жестким – сразу видать, что привык править. Не было в нем и того задора, что знал Гимли у друга своего. Восседал он на широченном резном троне («И где нашли этакий пень? – сразу подумалось сыну Глоина, - Да и как пупки не надорвали, пока сюда его приперли?»), держал в руках деревянный посох, вроде гэндальфова, только потяжелее, и сразу видно, не волшебный. А уж побрякушек-то на себя навешал! Потомок Дарина, драгоценности любивший и толк в них, как все гномы, понимавший, мысленно только сплюнул. Это где ж видано – серебро, изумруды, золото, алмазы, сапфиры и рубины. Нет вежества у эльфов, сразу видать. Кто ж все это вместе на себя тащит? Камни-то ведь свой порядок любят, себя так и этак показать, а не среди прочих бока высовывать. Зато понятно делается, отчего трон такой поставлен. Другой-то, пожиже, давно подломился бы небось под каменьями этими. Тут уж конечно не постоишь, только сидеть да шеей крутить, а руку, к примеру, поднять небось и не можно, сразу от тяги такой оторвется.

Молчал Трандуил, смотрел на сына, все также стоявшего в позе уважения, склонив голову. На гнома, дерзостно его разглядывающего.

- Какие новости ты привез нам, наш сын и наследник?

Гимли-то конечно с пятого на десятое понял, не будут же ради него отец с сыном на всеобщем говорить. Однако же додумался, что строгий батюшка ответа спрашивает, куда сынок бродил, да как вышло все. Удивился про себя – посольство небось давно домой вернулось, после коронации-то. Небось батюшка леголасов все по сто раз слышал, так какая радость снова спрашивать? Что за манера у эльфов этих языком зря молоть? Хотя с самим Гимли Арагорн перед отъездом втихую потолковал – звать ли гномов город обустраивать, да какова плата будет. Понимал Бродяжник, что хранители-хранителями, а и за работу платить надо. Один-то сын Глоина много ли молотком намашет? Может он и с Леголасом беседы такие вел? Так это надо им с царем-то одним обсуждать, выгоду прикидывать, а он тут болтается при них как муха надоедливая. Может потому и церемониалы разводят?

И сразу захотелось уйти отсюда, побродить по дворцу ихнему, рассмотреть все. Пусть остроухие в вежливости упражняются, только без него. А то аж в брюхе все скрутило от тонкостей этих. Но друга бросать не годилось. Чувствовал Гимли, что вовсе тот не радостен, батюшку созерцая. Ох, сложно все. Потому твердо сзади стоял, вроде как спину прикрывал.

- Я выполнил свою миссию одного из Хранителей кольца, - голос Леголаса звучал твердо, но тихо, и говорил он на всеобщем. – Кольцо уничтожено, и истинный король людей взошел на престол. Зло повержено.

Замолчал Леголас, молчал и его отец. Гимли поминал про себя корону Дарина и прикидывал, сколько они времени тут проторчат, этак разговариваючи.

- Сын мой! Ты забыл язык отцов своих и народа своего?

Этого вопроса Гимли не понял совсем, однако тон ему не понравился. Где-то в душе шевельнулось сожаление, что секиру в комнате своей оставил. Конечно, на короля-то он бы с ней не полез, однако в руках сожмешь, и сразу покойнее.

- Потому что со мной мой друг, который не говорит на языке синдар, - ответил Леголас чисто и звонко. Гимли выпрямился, демонстрируя, что вот мол он, друг. – Он много раз спасал меня в бою, и в знак уважения...

- Как низко пал мой сын... – Проклятый Трандули тоже перешел на всеобщий, так что Гимли понимал его прекрасно. Но лучше бы вообще не понимал. – Ты взял в друзья гнома, и опозорил меня везде, начиная от Ривенделла и заканчивая вратами Мордора.

Гимли почувствовал, что у него начинают чесаться кулаки, и начал прикидывать, не опробовать ли ему на этой королевской роже семейный удар?

- Мой сын! – загремел Транудил, - Вошел во владенья родичей наших с завязанными глазами, чтобы не обиделся какой-то гном. Ездил с ним на одном коне, дрался бок о бок... Пока ты братался со всяким сбродом, мы отстаивали наши границы и отстояли их кровью! Ты подчинялся Владеющим Кольцами и исполнял их волю, гордо носил знаки их милости и им прислуживался. Ты и сейчас таскаешь эти лориэнские поделки, болтаешься невесть где, вместо того чтобы служить славе и богатству своего народа и своего короля!

Гимли ужасно захотелось засунуть эльфийское отродье красивой головой прямо в орочье дерьмо подле ворот Мордора, и посмотреть сильно ли ему помогут побрякушки и сразу ли он сдохнет от вони. Хотел было уже перестать вежеством считаться, да и дать волю кулакам – небось красноречивее окажутся. Но захлестнула его такая волна отчаяния, боли, да не своей, оскорбленной, а чужой, ярости, до краев напоенной горем и скорбью. Понял он, что чувствует друга своего, стоявшего впереди. И замер.

- Я служил благу всех земель, и прежде всего своей земли. - глухо и очень ровно ответил Леголас. И голос у него был страшный, резал не хуже клинка. – Я веками защищал мой народ на границах – ты так быстро забыл об этом, отец? Я искупал зло, которое наша оплошность принесла всему Средиземью. И я пришел позвать эльфов Лихолесья на иные деянья – исполнить завещанное Высшими, творить во славу красоты... – Леголас помолчал и продолжил, возвысив голос: - Впрочем, не думаю, что тебе важны помыслы наследника, да и сама его жизнь, которую мой друг, стоящий рядом, спасал многократно. Потому что слова твои о нем низки и недостойны. Я принял дар его дружбы с величайшим трепетом, и о том не жалею.

Лицо Трандуила сделалось страшным.

- Я сам буду говорить со своим народом! – отчеканил Леголас, не давая отцу вставить слово.

- Это не твой народ, - прошипел Трандуил, живо напомнив Гимли преотвратного Гнилоуста.

- Это и мой народ, если вы забыли... повелитель... – Такого презрения в голосе своего друга Гимли не слыхал никогда. Леголас повернулся, слепо двинулся на гнома, отшатнулся в сторону и размашисто, твердо зашагал к выходу.

Мгновение Гимли и Трандуил смотрели друг на друга. Стоял правитель Лихолесья, не гнули его к полу каменья, и глаза горели огнем. Тьфу, пропасть, пострашнее чего видали, у назгулов бы поучился, как страху-то нагонять, – ишь, пыжится.

Развернулся гном, да и пошел прочь. Хотел на порог плюнуть, но не стал. Вон, хоббит Пин что про гондорского наместника рассказывал. Мол, тому тоже сын как ни воевал, а все нехорош был. Так что Леголасу объяснить надо, что таким папашам никогда по сердцу не придешься. Понял теперь Гимли, отчего бедолаге домой-то ехать вроде как в охотку было, а вроде и не очень. Непонятно только, чего он сам в этом зале-то замешкался, ищи теперь быстроногого по всем закоулкам, потому как после такого его одного не оставишь. А так пусть душу отведет, да хоть за бороду берет, только бы с какой сосны местной вниз не шагнул, а то кто их знает, эльфов этих, больно уж нежные.

Однако Леголас на сосну не лез, а стоял на площади перед дворцом, руки на груди сложив. Гимли чуть не налетел на него, бегом ведь спешил, боялся за дурня. Мыслишка еще мучила, что из-за него сыр-бор начался, авось не сдружился бы с ним эльф, так был бы строгий папаша помягче. Однако что уж теперь, шила в мешке не утаишь.

Молчал принц лихолесский, и собирались на поляне эльфы, смотрели, молчали. Ждали, что скажет.

Утихли последние разговоры, и Леголас заговорил. Длинно сказал что-то на синдарине, ничегошеньки Гимли не понял, увидел только, что все головы в его сторону повернулись, да имя свое услышал. И тут снова зазвучал всеобщий. Уж хотел сын Глоина белобрысого за рукав дернуть – говорил бы уж тот на родном языке-то, ему все равно, о чем они тут толковать будут, небось есть что наследному принцу народу сказать. Не выпендривался бы лишнее, уж он, Гимли, потерпит, даже и вообще уйти может. Хотел было рот открыть, да не смог. Челюсти будто промеж себя сковало – ни открыть, ни закрыть, ни двинуть. Не успели глаза на лоб от ужаса вылезти, подумалось было, что разозлившийся Трандуил-то этот проклятием эльфийским шарахнул, как знакомо сжали плечо длинные пальцы. Мол, не вмешивайся, дружище. И тут же препона невидимая свалилась, челюсти на место встали – и покурить, и пожрать, и погорлопанить можно. Однако же гном молчал, понял, что такова воля друга. И подчинился.

- ... и Кольцо было уничтожено. Не нам выпала честь бросить его в пылающее жерло горы, однако без усилий короля Элессара и нас, идущих за ним, этого бы не случилось.

Я, как и вы, слышу Зов Валинора, и крики чаек звучат в сердце моем. Однако наш век еще не кончается на этой земле. Уходят эльфы Ривендела и Лориэна, но у нас время еще есть. Что видели мы с вами, кроме бесконечных войн с мордорской нечистью? Теперь же с этим покончено. И я зову вас, братья, в сердце державы Гондор, в Минас-Тирит. Делать то, что мы любим, то, о чем почти забыли наши руки. Сажать сады, направлять рост деревьев, ковать тончайшие рисунки, превратить город людей в отзвук Валинора в нашем сердце. Ибо я не ведаю, как еще мы можем возблагодарить государя Элессара и народ Гондора за то, что сгинула Тьма с наших границ, и мы не воины больше.

Гимли молча таращился на своего друга. Где был развеселый эльф, ускакавший как горный козел за солнцем, вечно подшучивающий над всем отрядом, да таращившийся на птичек? Не иначе потерялся по дороге, свалился с конской спины да сгинул.

Стоял перед ним правитель, и говорил как правитель. Хоть и не напяливал на себя всех сокровищ разом, однако властью и мощью от него веяло, небось папаше-то этому разодетому и не снилось.

- И если мы создадим это, не жаль нам будет покинуть Средиземье, потому что память оставят по себе эльфы Лихолесья, вечный отзвук красоты в людских сердцах. Не мы расправились с самым страшным орудием врага, но наше деяние еще может состояться.

Леголас помолчал, и не было слышно ни ветерка, ни шепота, только потрескивали в сумерках факелы.

- Мы с моим другом совершим путешествие в Эребор и отправимся назад. На обратном пути мы будем рады увидеть тех, кто присоединится к нам на нашем пути в Гондор. Lasto peth nin! **

Повернулся и ушел внутрь замка. И опять Гимли замер на миг, всматриваясь в лица. Уж больно много навалилось на него за сегодня, подумать бы, да покурить себе.

За белобрысого-то можно было уже не бояться, так что направился сын Глоина к себе в покои. По дороге конечно заплутал в одинаковых проходах, однако вынырнул эльф откуда не возьмись, улыбнулся, поманил за собой, отвел куда следует, да и исчез.

Гимли толкнул деревянную дверь и почему-то совершенно не удивился сидящему у окна Леголасу. Смотрел лихолесский принц на ночные облака, да вряд ли видел их.

Гимли вытянул хоббитскую трубку, протер ее, продул, забил табачком и обстоятельно закурил. Надеялся, дадут ему покою хоть чуть в эльфийском этом королевстве. Однако успокоилось все – так что и покурил спокойно, и подумал даже, и на остроухого посмотрел, однако заговорить не решился, так и молчали себе оба.

Наконец, когда окончательно стемнело, Леголас поднялся легко, позвал за собой. Празднество, мол будет эльфийское, будут их чествовать, пировать да песни петь.

Песен эльфийских Гимли еще в Ривенделе наслушался, до сих пор зубы ноют. Как заведут именами своими сыпать да глаза закатывать – хоть ложись и помирай. Однако ведь не откажешься же, итак тут вон чудит Трандуил этот, надо, стало быть, вежество показывать, елико возможно. Хотя, может, оно лучше и не дразнить чудаков этих бородой гномьей, а то короля, глядишь, и вовсе родимчик хватит, хоть и бессмертный.

Однако Леголас сомнения понял верно, растолковал:
- Там не будет моего... отца. Только те, с кем вместе я воевал на наших границах. Они мне больше, чем могли бы быть братья. Идем.

Пришлось идти. Насытившийся, сидел у костра, слушал сладкозвучный синдарин да глаза таращил. От лютней от этих, да менестрелей зевота раздирала несусветная. Однако как же тут зевнешь, когда они стараются, из кожи вон лезут с песнями своими, а он подле Леголаса сидит, у всех на виду, стало быть. Так и терпел, думал еще, что понятно теперь, отчего эльфы-то спят с открытыми глазами. Сам, в огонь пялясь, чуть не задремал так-то.

Однако зазвучал над ухом знакомый голос, сбежала дрема, да и слова вдруг ясными стали, ибо пел Леголас, и пел на всеобщем. И как только из сладкозвучной лютни звуки такие извлек, за душу берущие? И пел он про них будто, и не про них, и вспомнил вдруг Гимли воинов павших бесчисленно: кому успели дать упокоение, а кто так и остался лежать, воинский долг до конца исполнив.

...Только в грезы нельзя насовсем убежать -
Краткий век у забав, столько боли вокруг.
Попытайся ладони у мертвых разжать,
И оружье принять из натруженных рук.
Испытай, завладев еще теплым мечом
И доспехи надев, - что почем, что почем;
Разберись, кто ты - трус, иль избранник судьбы,
И попробуй на вкус настоящей борьбы!

И когда рядом рухнет израненный друг,
И над первой потерей ты взвоешь, скорбя,
И когда ты без кожи останешься вдруг,
От того, что убили его - не тебя!... * * *
______
* Аширит – другое название минерала диоптаза, похожего на изумруд.
** Слушай слово мое! (синд.)
*** Слова из песни В.Высоцкого.