Бета: пока нет, но будет
Категории: слэш
Жанр: драма
Пейринги: Леголас/Гимли
Рейтинг: пока PG-13, там видно будет
Размер: миди
Предупреждения: однополые отношения, POV Гимли.
Содержание: повествование начинается с того момента, когда Арагорн, Леголас и Гимли встречаются с ристанийскими конниками Эомера и на данных им лошадях продолжают поиск Мерри и Пина.
Статус: в работе
Дисклеймер: Omnia mea mecum porto, все свое, чужого не беру, выгоды не ищу.
Эребор. Дорога на Эрин Ласгален. Окраина Лихолесья.
читать дальшеДвухдневный путь одолели за полдня. Вынослив был ристанийский скакун, нес нетерпеливых седоков вперед. Только раз остановились – попросил Леголас примотать руку к телу, мол, мочи нет никакой. Перевязал его Гимли, вздохнул мельком, глядя на посеревшее лицо, хлебнули из фляги по паре глотков, да и дальше пустились. Солнце с зенита сползать начало, когда влетели в Эсгарот и промчались галопом к мосту. Только не было моста больше, бурлила речка, билась о разломанные подпоры, злясь, обтекала острые края упавших камней. Эльф коня осадил, аж взвился тот. Повернулся, да и понесся выше по течению. Гимли однако ж соображения не утратил – твердо знал, что надо им в Эребор, дернул остроухого за пояс:
- Куда ты? Ниже по течению есть брод...
Леголас обернулся, волосы липли к покрытому испариной бледному лицу:
- Гимли, друг мой, я здесь воевал, когда тут еще никакого дракона в помине не было! Твой брод в двух лигах, я знаю другую переправу.
Пролетели выселки, и между каких-то кустов эльф послал коня вниз, да так, не останавливаясь, и загнал в воду. Гимли только охнул мысленно – водичка стылая была, помстилось, в кипяток ноги сунул, до колен заныли разом. Подумал еще, как эльф-то терпит, едва зажили ведь ноги. Достала вода обоим до задов, тут и выбрались, и к въездной дороге рванули, не мешкая. Искры высекали новые подковы, в Горе увидели, ворота открыли, замелькали факелы. Качали головами гномы, глядя на двух путников в мокрых портах да поводящего боками коня. И в глаза Гимли старались не смотреть.
Гамил подбежал, забубнил про какого-то гонца, которого за ними отправили. Слышал Гимли, что тот говорит, но вдуматься не получалось. Поднял глаза, да и вопросил тихо:
- Что стряслось?
И снова будто голову отняли, - шли переходами, вроде как и слышал, что рухнул мост, подмыло, видать, одну из опор, троих до сих пор ищут – двух гномов, да человека одного, из городских. А остальных, кого выловили, сюда принесли. Папашу Глоина, Борина-камнереза, Фарина... бежал к отцовским покоям, братья за ним поспевали, шагал Леголас следом. Толкнул дверь, вошел...
Будто не позавчера с папашей прощался – лежал на постели старец, тяжко дышащий, с потемневшим лицом, комкал одеяло, хрипел.
Гимли бухнулся рядом на колени, неуклюже, тяжело, схватил за ледяные пальцы. Про все на свете забыл, спросили бы как зовут – и того б не вспомнил. Чаял ли, расставаясь, так-то свидеться? Рядом присел эльф, оперся привычно на плечо. Сдвинул уверенной рукой одеяло – замотан папаша был от шеи до пупа, да видно не очень помогали перевязки эти. Провел Леголас левой рукой над грудью, закрыл глаза. Двигались пальцы, чертили какие-то узоры, хмурился эльф, будто отвернуться хотел, но руки не отнимал. Тишина повисла – капли, с портов срывающиеся, громом бухали. Пошатнулся белобрысый – поддержали разом - видно было, нелегко приходится лечителю, течет пот с висков, дрожит рука.
Тут папаша глаза раскрыл, хоть и мутные, а взгляд был тот же, самую суть усмотрит. Увидел Гимли, улыбнулся сыну слабо, дернул бровью, мол, видишь, как оно получается-то. На каждого из сыновей поглядел, будто беседу мысленную вел. Гордился ими, и видно то было. А Гимли, средним своим, особенно гордился. Хоть и молод еще да глуп, а вот же, и славу себе добыл, и народ ведет.
Леголас в себя пришел малость, хоть шатать перестало его. Простер руку снова, закрыл глаза. И распахнул тут же – сжались на узкой ладони шершавые грубые пальцы гнома. Держал его Глоин за тонкие пальцы, улыбался, качал головой. Разлепил непослушные губы, едва совладал со свистящим дыханием:
- Не надо, парень. Не надо.
Леголас головой мотнул, мол, слушать еще упрямца, хотел пальцы-то выдернуть. Глоин на сына посмотрел, и слов тому не надо было. Знал папаша, что умирает. И не хотел, чтобы мучались с ним. Понимал небось, что не поможет тут волшебство эльфийское. Повернул Гимли голову – тяжелая голова была, пуд, не меньше, посмотрел на друга, в глаза тому заглянул.
Выговорил твердо:
- Не надо, Леголас.
Не произносил в жизни слов страшнее.
Склонил голову эльф. Убрал руку. Да так и остался сидеть на полу рядом с сыновьями правителя Эребора.
Папаша поблагодарил, снова беззвучно. Потом еще пару раз рот разлепил, велел Гимли не дожидаться – понятно было, о чем речь, и уточнять не понадобилось. Догонять поезжан, ехать в Гондор, пока зима не застигла. Гамилу, старшему, наказал блюсти Эребор и Эсгарот, пока Бард не вернется. Торина, сына Даина, учить всему, объяснять да помогать, а как тот власть переймет - в беде не бросать. Младшему – братьев слушаться, да крепко держаться их. На Гимли еще раз глянул, да и выговорил, глазами на эльфа показав:
- Ему корону отдашь, ту, ажурную.
И верно, вспомнил Гимли, что среди каменьев семейных была корона, вроде папаша говорил, что чуть ли не Торин ее пожаловал. Эльфийской работы, плетеная вся, в изумрудах и бриллиантах. Гному-то она как корове седло, а эльфу в самый раз будет. Кивнул.
Закрыл папаша глаза, утомился вроде как. Молча сидели сыновья и эльф. Толпились под дверью подгорные гномы. Дышал их правитель часто-часто, потом вздрогнул, забормотал что-то, да не разберешь, потемнел лицом. Качнул головой Леголас, накрыл ладонью лоб, шепнул что-то. Хотел Гимли осечь его, да понял, что не лечит тот, а от муки последней избавляет. Так и день новый завязался. Дышал Глоин все тяжелее, а как заговариваться да задыхаться начинал, – эльф успокаивал. К полудню где-то всхрипнул правитель, вытянулся весь, вздрогнул и замер.
Потом Гимли плохо помнил, что было. Вроде как набат в городе ударил, о смерти правителя Эребора возвещая. Леголас сына Глоина поднял с колен, потащил куда-то, стянул штаны мокрые, налил воды горячей, да лезть в нее велел. Влез, и сидел как велено, пока не выволокли. Одевался, кивал, смотрел бессмысленно. И не понимал ничего, что кругом происходит. Леголас подталкивал его, говорил о чем-то, тянул за собой. Братья увещевали, объясняли что-то, опять кивал. В себя пришел только на подъездной дороге, когда увидел, что сидит за спиной эльфа, а тот коня к реке поворачивает.
- Куда мы? – Спросил, недоумевая. Вроде как не мог он ехать никуда, остаться надо было дома. А почему остаться, - не помнил.
- Отец твой велел не ждать похорон, - тихо ответил Леголас. – Надо спешить к тем, кто идет в Гондор. Твои братья обещали сделать все достойно. Мы переоделись в сухое, взяли припасов, и я не стал медлить.
Шевельнулось что-то у Гимли в голове, понял вдруг, что папаша ночью умер. Потом возмутиться хотел, что это за шуточки у остроухого дурацкие? Да за шуточки такие можно и дух вышибить. Папаша небось в зале с кружкой пива сидит, или в кузне у себя узор новый измысливает...
Леголас запел что-то тихонько, едва слышно, и Гимли против воли вслушался. Эльф пел на синдарине, но гном все же сложил слова в фразы:
И мед покажется горше соли,
Слеза - полыни степной не слаще.
И я не знаю сильнее боли,
Чем быть живым среди многих спящих. *
И тут-то нахлынуло, вспомнилось. Будто душа перевернулась вся, выть хотелось, кричать, биться. Дали бы свору орков – все бы разнес, на куски порубил как дичь. Задохнулся, воздуха не хватало. Уткнулся лбом в узкую спину друга, да и заплакал.
Медленно ступал долгогривый конь, сидел эльф, ссутулившись, глядя под копыта, но не видя дороги. Плакал Гимли, пристроив лоб между лопаток, мелкой моросью истекали небеса, и сам Леголас вскоре перестал понимать, отчего одежда на нем мокра - от дождя ли, от плача гнома или от собственных слез.
После такого торопиться не получалось. Устроились на ночь, растянули пологом верный плащ, молча глядели в огонь. Гимли всё папашины слова перед смертью вспоминал, да так и вскинулся:
- Папаша велел тебе корону отдать, а я-то, дурень, всё забыл!
И подскочил, вроде как обратно бежать наладился. Леголас успокоил, за плечо придержал, в мешке пошарил, да и вытащил.
- Гамил всунул, - пояснил, смущаясь, - я не хотел брать, но он не стал слушать, сказал, что такова последняя воля вашего отца.
- Верно, - Гимли кивнул. – Примерь.
Леголас задумчиво покрутил корону перед глазами, прошелся пальцами по ажурной вязи и надвинул на потемневшие от сырости волосы. И стало понятно, что тут-то ей самое место.
Улыбнулся Гимли глазами одними. Хоть и сидели в лесу, грязные, бледные, а этот еще и в лубках, однако ж не спрячешь кровь, видно было – правитель. И с Арагорном так было, - бродяга-бродягой, а приглядишься и чуешь, не так-то и прост.
Эльф красоту стащил, покрутил в руках задумиво:
- Это очень старая работа, может быть даже нездешняя. Твой отец знает, сколько стоит такая вещь?
- Знает, - кивнул Гимли. Тоже не мог говорить о папаше как о покойнике. – Знает, не сомневайся. Владей. Памятка будет.
Леголас кивнул, обернулся.
- Друг мой, твоя душа измучена, тебе надо отдохнуть.
- А сам-то? – вздохнул Гимли. – Как еще выдюжил скачку эту, небось болит все?
- Ничего, - равнодушно отмолвился эльф. Видно, понимал, что в грудь лупить себя и горлопанить, что ничего не чувствует вовсе, а рожа серая потому как небо отражает, - глупо.
- Кости-то не разбередил? – деловито спросил Гимли.
Леголас тряхнул головой - нет, мол. Заглянул гному в глаза, и почудилось тому, что уплывает куда-то, где нет ни боли, ни холода. Хотел было возмутиться, чтоб не смел его эльф усыплять колдовством своим. Да и уснул.
Леголас прикрыл гнома своим лориэнским плащом, подоткнул тщательно, чтоб не прокралась сырость, сгорбился, сидя рядом, и уставился в огонь.
Еще день и ночь пролетели, наутро догнали поезжан. Бард-король первым подскакал к путникам, однако в лица вгляделся, да и расспрашивать передумал. Велел переодеться тотчас, а то мокрые были от дождей бесконечных, будто в реке сдуру искупались как были - в портах и рубахах. Потом выдал обоим флягу немалую и велел прикончить. Вино в той фляге было – не слабее ристанийского, которое Гимли после боя как-то позаимствовал. Помнил гном, что выпил половину свою, а дальше пустота навалилась.
Открыл глаза, уставился на полог над головой, ощутил блаженство отдохнувшего тела, огляделся. Лежал в одной из повозок, колыхался над ним кожаный верх, а позади небо темнело ненастно, садилось солнце.
Это что же, он весь день тут провалялся-проспал, как - тьфу! - девица изнеженная? Сел рывком, и тут увидел, что вытянулся рядом с ним Леголас, прикрыл глаза, да руки сложил по обыкновению. Гимли уж понимать научился, когда тот отдыхает и грезит себе, а когда взаправду спит. Так вот сейчас дрых белобрысый беспробудно, положен, видно, и эльфийской выносливости предел. Видать по утру, после того как к фляге приложились изрядно, сложили их рядком, уморившихся, накрыли полстью, да и оставили в себя приходить. Гимли выпрыгивать раздумал – сейчас рыпаться начнет, точно остроухого разбудит. А тот, между прочим, вовсе не спавши, как в Эребор прискакали, так ни разу не видел Гимли, чтобы тот прикорнул хоть. Не хочу, мол, и все тут. Снова устроился рядом тихонько, чтоб не толкнуть, да тут глаза и закрылись.
Когда выбрался из возка, уже занялось хмурое раннее утро. Встали лагерем, выпрягли пони, составили повозки окружьем. Впрочем, люди и гномы просыпались, поминали недобрыми словами сырость и холод, тащили воду, терзали коряги, добывая сухую сердцевину.
Эльф обнаружился рядом с Бардом – о чем-то говорили да руками размахивали.
- Не иначе спорят каким путем ехать, - решил Гимли, - и остроухий распинается, дескать веков этак семь назад тут и леса не было...
Пошел к ним, по дороге приглядевшись, изумился. Вырядился эльф как во дворце у батюшки своего, да еще на груди цепь, гномов подарок, а на голове корона давешняя. Оказалось, встали у границ Лихолесья, идти теперь Леголасу за своим народом.
Гимли заспешил: одеться надо было, да хоть бороду расчесать, небось на сено прошлогоднее похожа. Не то чтобы мнение Трандуила этого важно было, однако не позорить же народ свой видом дремучим.
Леголас, углядев гномью возню, подсел, покачал головой.
- Друг мой, я пойду один.
- Как это? – вопросил Гимли и сам изумился. Кто ж будет сзади стоять да рожи королю этому корчить? Однако не поспоришь.
- Мне надо будет поговорить с отцом, - объяснил эльф.- Наедине.
Оно конечно, в объятиях эти душить друг друга вряд ли будут, однако может без гнома что и выйдет у них? С родителем говорить – дело такое, на чужие плечи не переложишь. Мелькнула мыслишка, мол, хорошо остроухому - папаша жив, да еще и бессмертный. Однако оборвал себя гневно. Это ему пусть завидуют – поищи пойди таких как Глоин. А Трандуил этот – тьфу – одно слово, пень лесной.
Кивнул Леголасу, да удачи пожелал. Прянул лесной царевич на отдохнувшего Арода, мелькнула повязка на руке, да и растворились оба в чаще.
Гномы, - на все руки мастера, - живо навесы наладили, чтобы дождичком варево не разбавляло. Где-то и молотки застучали – растеплили огонь, подковывали пони, правили понувшиеся оси. Мало ли дел у путников найдется, коли стоянка долгая? Среди городских охотники справные нашлись, волокли уже зайцев, разделывали, спорили с гномами, как лучше сготовить.
Один Гимли маялся, бродил туда-сюда. Свои-то все подгорные утром еще подошли, по спине похлопали, помолчали, помянули, как водится. Однако теперь не трогали, совета не спрашивали и к делу не звали, понимали, что одному побыть надо.
Подошел Бард-король, вытирал тряпицей руки. Ишь, не побрезговал свежевать дичь самолично. Слова сказал про папашу добрые, правильные. Гимли почувствовал, что опять сейчас слезищи хлынут, позорище экое, буркнул грубо:
- Ладно... О чем рядили утром-то сегодня? Путь прикидывали?
Бард ответил словоохотливо, мол, решали, как идти, ежели эльфы не присоединятся. Тогда через их границы двигаться-то нежелательно будет, так Леголас объяснял как и где обойти, чтобы пропустили их без единого окрика.
- Это что же? А он куда денется, путь показать не сможет?
Бард качнул головой недоуменно.
- Принц Лехолесья сам заговорил об этом. Я не стал его расспрашивать.
- Что же это за дом такой, куда едешь, а вернуться не чаешь? – вопросил сам себя Гимли. Хотел было уже эльфов обругать привычно, голову-то займешь, авось и не так тревожно. Бард с панталыку сбил, интересно ему стало, как это Гимли беду с отцом почуял?
- Как почуял, как почуял... А вот узнал просто, что домой надо, и все.
Бард-король отмолвился, что не слыхал, дескать, чтобы у гномов такое бывало. Мол, у эльфов только, да изредка у людей. Гимли фыркнул:
- Мы с этим эльфом столько лиг на одной конской спине отскакали... да стольких орков, спина к спине стоя, загубили, что не диво...
Потом усмехнулся, в глаза человеку глядя:
- А что, Бард-лекарь, когда батька твой в битве пал, неужто не почуял ты?
Помрачнело лицо правителя Эсгарота.
- Я рядом бился, видел, да не подоспел отразить...
Вот так-то бывает, кто домой несется, словно Создатели подгоняют, а дома не радость и пива залейся, а мука и смерть. А кому-то полшага не хватает, чтобы смерть летящую отбить. Ох, сиротство горькое...
Взял Барда за плечи, встряхнул коротко:
- Ты молодец, парень. Я знал твоего отца, он гордился бы тобой.
Бард-король подумал-подумал, да и ответил тихо:
- Знал бы ты только, как твой отец гордился тобой... Он уж все уши нам заговорил повестью про тебя, да хранителей прочих.
- Это уж он умел, уши заговаривать...
Улыбнулись оба грустно. Свежа боль потери, кровоточит рана, но когда гордишься ушедшим, светла горечь, праведны слезы.
Поговорил с Бардом этим, да заставил себя делом заняться. Помог возок разгрузить, молотом помахал, потом мешки обратно укладывал-подвязывал, чтоб не растряслось добро по ухабам. Не давало продыху беспокойство, сам себе признаваться не хотел, что за друга боится. Все-то у этих остроухих с вывертом: друг в отчий дом ушел, и гадаешь – свидишься ли? Уж корил себя, что отпустил одного, – эльф-то при клинке, однако много ли одной рукой навоюешь, ежели подступятся? Живо скрутят, если только сам раньше от слабости не свалится. Одергивал себя – все ж вряд ли свои на Леголаса накинутся. Но что если прикажет папаша этот под стражу сыночка, чтоб не блажил? Ох, непросто все...
Уже и ночь настала, лагерь притих, а сын Глоина все сидел, подбрасывал веток в огонь, вслушивался. Хотя что вслушиваться – эльфа в лесу разве услышишь?
Не спалось.
Леголас появился под утро, ведя Арода в поводу. А за ним пять дюжин высоких тонких, закутанных в плащи фигур.
Пока знакомились, пока собирались, поклажу раскладывали, все недосуг было. Гимли как-то сразу воспрянул, все повозки оббегал, всех вмиг поднял, - место расчищать. Эльфийское добро не оставишь посреди леса валяться. Посматривали гномы и эльфы друг на друга косо, однако молчали. Понимали, что путь ждет их долгий, впереди неведомое, так что заранее надо друг за дружку держаться.
Поговорить с Леголасом удалось только когда стронулись. Сменил остроухий одежу на привычную, походную, цепь с каменьями под ворот убрал, а корону оставил, чтоб не забыли, видать, лихолесские, кто у них теперь за главного. Присматривал белобрысый, все ли снялись, не завязли ли телеги, не нужна ли где помощь. Горячился под ним Арод, крутился на месте. Увидел эльф гнома, и лошадь тотчас успокоилась, шепнул ей мысленно слово особое.
Гимли привычно уцепился, подтянулся, залез.
- Как съездил-то?
Вроде и спросил из вежливости, однако ж оба знают, что не просто так спрошено.
Ответил эльф честно:
- Мы... очень тяжело поговорили. (Бранились, - подумал Гимли. – Нет бы прямо так и отмолвить). Наш народ разделился. Те, что не ушли со мной, уплывают за Море.
Гимли нахмурился, покрутил бороду. Вздохнул. Попытался измыслить, каково это – с братьями-родней навеки расставаться.
- Попрощался со своими?
- Отец не захотел со мной прощаться, - невпопад ответил Леголас. – Я больше не увижу его.
- Вот так, - сказал сам себе Гимли. – Я его про отца-то и не спрашивал, и кому еще в голову придет этаким чванливым индюком интересоваться. Ан нет... Думает о нем остроухий, печалится.
Вслух-то, понятно, другое сказал, грубовато этак:
- Ничего, затоскуешь - приедешь сюда, да побродишь. А потом в Валиноре своем увидитесь.
- Лихолесье без эльфов уже не будет Лихолесьем, которое я знал, - тихо ответил Леголас. – А Валинор... может, и увидимся.
И замолк до вечера. Не тревожил его Гимли, держался привычно за пояс, да покачивался от конского шага. Жалел только, что не можно местами поменяться. Подставил бы остроухому спину, авось погрустил бы тот втихомолку, чтоб не видел никто, да и легче бы стало. Однако спокойно было лицо эльфа, будто на охоту отправился, а не уезжал навсегда из родных мест. Не обернулся ни разу, только рвалась на части душа, все дальше уходил за спину залитый серебряным светом луны родимый лес.
... Луна
Сияет неизбежностью разлуки.
Взлетает к небу музыки волна,
Тоской звенящей рассыпая звуки...
Прощай, мой друг! ... И музыка смолкает.
Жизнь размыкает на мгновенье круг
И наново, навеки замыкает.
И снова музыка летит, звеня.
Но нет! Не так как прежде, - без меня. * *
______
* Песня «Я буду ждать», Зоя Ященко, Белая Гвардия
** Стих. Г.Иванова.
Сковать последнее звено - 19
Бета: пока нет, но будет
Категории: слэш
Жанр: драма
Пейринги: Леголас/Гимли
Рейтинг: пока PG-13, там видно будет
Размер: миди
Предупреждения: однополые отношения, POV Гимли.
Содержание: повествование начинается с того момента, когда Арагорн, Леголас и Гимли встречаются с ристанийскими конниками Эомера и на данных им лошадях продолжают поиск Мерри и Пина.
Статус: в работе
Дисклеймер: Omnia mea mecum porto, все свое, чужого не беру, выгоды не ищу.
Эребор. Дорога на Эрин Ласгален. Окраина Лихолесья.
читать дальше
Категории: слэш
Жанр: драма
Пейринги: Леголас/Гимли
Рейтинг: пока PG-13, там видно будет
Размер: миди
Предупреждения: однополые отношения, POV Гимли.
Содержание: повествование начинается с того момента, когда Арагорн, Леголас и Гимли встречаются с ристанийскими конниками Эомера и на данных им лошадях продолжают поиск Мерри и Пина.
Статус: в работе
Дисклеймер: Omnia mea mecum porto, все свое, чужого не беру, выгоды не ищу.
Эребор. Дорога на Эрин Ласгален. Окраина Лихолесья.
читать дальше