Мой основной логин - Хельгрин. Этот - только для текстов по ВК.
Бета: пока нет, но будет
Категории: слэш
Жанр: драма
Пейринги: Леголас/Гимли
Рейтинг: пока PG-13, там видно будет
Размер: миди
Предупреждения: однополые отношения, POV Гимли.
Содержание: повествование начинается с того момента, когда Арагорн, Леголас и Гимли встречаются с ристанийскими конниками Эомера и на данных им лошадях продолжают поиск Мерри и Пина.
Статус: в работе
Дисклеймер: Omnia mea mecum porto, все свое, чужого не беру, выгоды не ищу.
Дорога от Лихолесья. Эребор.
читать дальшеГимли таки сморило возле костра, помнил только, как Леголас отвел его, шатающегося, в комнату. А там, видно, повалился на постель в чем был, да и уснул. Да уж, это тебе не гномьи песни, когда душа в пляс просится. Однако проснулся рано, еще светать не начало, серели за окном предрассветные сумерки. Раздавался плеск воды – только тут Гимли вспомнил, что где-то и река должна быть, по которой папаша Глоин, в бочку забитый как солонина, плавал. Несся со двора смех и тихий разговор. Гимли полюбопытствовал, высунулся в прорубленное широкое окно. Понял, что отвели ему покои не в пещере, а в верхних пристройках, сбоку от главного входа. И прямо под окнами теплился костерок, сидел десяток эльфов, и меж ними конечно Леголас, болтали, смеялись. Гимли даже позавидовал слегка тому, как приятель его расселся, – опершись спиной на ветки, которые сплелись в подобие трона. Позевал этак-то, попялился бездумно, да и решил к нему спуститься. Сначала подумал было, что неловко вроде как мешать-то. Сколько эти не виделись, там и беседы свои, а он припрется незван, так Леголас опять на всеобщем заговорит, из вежливости, кому она нужна только.
Поплутал немного, но спустился, вышел, сонно жмурящийся. Эльфы заулыбались (меж ними Гимли обнаружил вчерашнего провожатого и не преминул кивнуть и поблагодарить – пусть видят, что хорошего рода гном, не захудалый какой), подвинулись, место у костра рядом с Леголасом уступили. Гимли повозился, уселся, махнул рукой, мол болтайте о своем-то, я так посижу. Пошутил еще, что мол отвык в походах под крышей спать да на кровати. Неуютно ему, все на подвиги тянет, чтоб под задницей земля, а над головой небо. Посмеялись дружески, мол росту гном чуток недобрал, а так вышел бы из него всем эльфам эльф, бородатый только. Леголас сидящих представил, только Гимли все равно не запомнил никого, кивал вежливо. Так и сидели, пока солнце вставать не начало: гном и не слушал о чем там остроухие болтают, думал о доме и о том, на сколько они здесь застрянут. Вроде Леголас вчера поминал, что завтра, мол, и уедут, однако как оно на деле выйдет, с его строптивым папашей?
Но Леголас растормошил его – мол пора собираться, да и в дорогу, родичей твоих навещать. А что собираться? Воды на рожу поплескал, все при себе, а там снова на спину конскую, и трясись давай по ухабам. Леголасу подвели Арода, эльф уже и одежу сменить успел на походную, однако тючок к седлу приторочил, видать тоже не хочет перед королем Даином обтрепышем стоять. Вслух-то ничего Гимли не отмолвил, однако про себя посмеялся изрядно.
Эльфы, с которыми у костра сидели, начали предлагать гному пони, убеждать, что так сподручнее будет, чем за спиной-то трюхать. Однако Гимли не согласился – это ж еще животиной этой править надо, поворачивать, а какое тут править, когда сам того гляди под брюхом висеть у нее окажешься. Нет уж, пусть эльф работает, а ему и так неплохо, попривык. Вслух-то конечно иное молвил, мол в походах так были, на войне, так и надлежит домой возвращаться, почести принимать.
Леголас глаза-то щурил понимающе, однако молчал и улыбку прятал. Распрощались коротко и уехали. Спустился Арод с высокого холма, осторожно ставя копыта, понес их неспешной рысью. Солнце поднималось все выше, плавали меж деревьев запутавшиеся клочья тумана, да донесся издалека мелодичный смех, потом и он стих.
Гимли думал-думал про Трандуила этого, однако и не знал – подступиться что ли к Леголасу, поболтать с ним о том, что вчера было. Или уж не бередить рану, и без того небось не сладко бедолаге. Всколыхнулось внутри гневное – ишь, выискался, бездельник лесной, гномы ему не угодили. Однако сдержал себя – не все эльфы бездельники неумные, вон едет с ним наследный принц к его гномьей родне, и зазорным для себя не считает. Это еще Даин, король Одинокой Горы в эльфийских тюрьмах не сидел, а уж папаша Глоин-то нашел бы что остроухим припомнить. Однако ж знал Гимли твердо – коли приедет эльф гостем, да с ним вместе, да тяготы боя разделивший для общего дела, - примут с почестями и срамословить не станут – ни его при Леголасе, ни того в лицо. Да и за спиной навряд. Может, поноет у папаши радикулит застарелый, однако ж верил сын Глоина, что промолчит тот. Да и вообще, скорее бы уже дома оказаться, а там и разобрались бы.
- Так что? – обернулся к нему улыбающийся Леголас. – Почести значит принимать только на одном коне можно? А на разных уже без почестей?
- Вези давай уже, - буркнул гном.
- Никогда не думал, - вздохнул Леголас с притворной грустью, - что стану гнома возить...
- Так не на тебе ж я еду-то, на коне, - невозмутимо пояснил Гимли.
И совершенно не ожидал, что острый локоть эльфа воткнется ему в живот. Вот так и снимай кольчугу! Однако же в долгу не остался, пихнул того кулаком под ребра от души. Они возились и пихались на беспокойно танцующем Ароде, потом Гимли понял, что одна нога у него к небесам устремилась, а вторая к земле, но эльфа с собой прихватил. Они свалились прямо под ноги шарахнувшемуся коню, борясь на сухой мягкой листве. Леголас, тонкий и гибкий как ивовый прут, извивался змеей, однако Гимли был тяжелее и методично пытался придавить эльфа к земле. Угомонились, когда листва была изрядно утрамбована, бока ныли, а в шевелюрах застряло листьев, травы и мха поболе чем у энтов. Пришлось ломиться через заросли к реке, доставать приснопамятный гребень, да вычесывать друг из друга мусор.
- А что, - поинтересовался Леголас, выпутывая из гномьей бороды особо цепкий корень, - ваш-то правитель как требует чтобы к нему являлись?
- А он вообще не требует, - подивился Гимли. – Кому нужен, тот и так явится, хоть из нужника вынет. У нас народ упрямый, сам понимаешь.
- То есть если ты к нему в синяках и помятый явишься, меня в какие-нибудь темницы не бросят? Не спросят, до чего я гнома довел?
- Ну даже если и бросят, то что? – невозмутимо поинтересовался Гимли. – У нас тебя если куда посадят, так уж не выберешься, никакие бочки тебе не помогут.
- Бочки?
Пришлось рассказывать остроухому про то, как Торин, папаня с прочими родичами, да хоббит этот от леголасова батюшки слиняли. Эльф хохотал на весь лес, потом объяснил, дескать жил тогда на южных рубежах, слышал про гномий побег, однако краем уха. И уж понятно, не думал никогда, что с сыном одного из тех сбежавших этакий-то поход предпримет.
Рассказывал еще Гимли про Даина Железностопа, как издал тот закон, по которому гномам ругаться запрещалось. А то, мол, как в город придут, так бабы тамошние по домам разбегаются. Потому как сквернословы все, хоть уши затыкай. Кряхтели, но держались – оно и понятно, торговали с Эсгаротом, негоже покупателей отпугивать. И ведь целую зиму продержались, пока в главной кузне с дымоходом от горна не стряслось чего-то. Ну, Даина позвали, а как же, дело важное, должен же он посмотреть. Тот явился, при цепи, да в одеждах парадных, голову этак важно задрал, палку потребовал, да в дымоход тыкать начал, будто без него не нашлось кому там пошарить. Однако ж повезло правителю – вывалилось на него гнездо летучих мышей, да здоровое такое. Вот его как сажей да пометом уделало, так закон отменять пришлось, потому как изъяснялся Железностоп долго да фигурно, ажно заслушались все.
Леголас слушал, смеялся звонко, а Лихолесье оставалось все дальше и дальше. Еще два дня пути, и встало впереди в сумерках навершие Одинокой Горы. Гимли заерзал, вздохнул судорожно. Сколько раз снилось ему, что подъезжает он к дому, и вот, сбылось, а что сказать и не знает.
Однако заночевали, и гном всю ночь маялся, вставал, ложился, шлялся вокруг, в лес зашел, побродил, вернулся. Словом, вел себя как распоследний эльф.
Наконец, седмицу спустя как из Лихолесья выдрались, вошли в Эсгарот, проехали с детства знакомыми улицами, и люди, кто сына Глоина помнил, окликали его, махали руками приветственно, дивились на странных всадников. Переправились по мосту (ох и гордился Гимли, глядя на каменные изваяния, извертелся весь, пока Леголас не похвалил и мост, и зодчих), да и пустились вскачь по подъездной дороге, мощеной ровно подогнанными – лезвие меча не просунешь промеж! – каменными плитами.
И было все как мечталось Гимли, и даже лучше – выскочила из ворот толпа, смахнула с лошади обоих, вперед всех папаша вырвался, да еще и пару затрещин раздал неуклюжим, которые дорогу к сыночку загородили. Стиснул так, что ребра заныли, бородищей рот и глаза запорошил, тряс, улыбался, распрашивал, ругал - и все разом. Отлепился когда от родителя, да пошел с братьями-дядьями обниматься, увидел друга своего, стоящего в стороне. И была у того в лице печаль, тоска затаенная, хоть и завесился лихолесский принц улыбкой. Не дело так-то.
Гимли переорал всех, хотя поди заткни родичей, когда разом говорят. Представил по чести, про подвиги рассказал, тут же и поведал, как спас его Леголас подле Минас-Тирита, раненого, как один орочью мерзость удержал. Гномы хоть и себе на уме, однако же благодарными быть умеют. Окружили эльфа, и тоже пообнимали да потормошили, потом потащили обоих внутрь. Посмеялись конечно, мол долговязые больно эльфы-то, потолки под них не рассчитаны, так что пригнулся бы приятель Гимли, а то неровен час шишку себе такую набьет, что факелы по стенам не нужны станут. Перешучивались, толпой шли по светлым коридорам, и помимо воли любовались резьбой отвыкшие глаза, и гордился Гимли. Заметил еще, что Леголас тоже по сторонам озирается, каменные цветы рассматривает. По правде, так остроухий все ж хорошенько вписался лбом в притолку пару раз, и с тех пор поумнее был, пригибался. Только в пиршественную залу как вошли, заметил Гимли то, чего раньше не углядел. В родовой белой одежде был папаша, а на груди цепь висела с самоцветами, - знак правителя. Короны на волосах не было, видать ринулся сына встречать, вот и забыл про нее. И остановился Гимли. И вопросил молча, глазами одними.
Замолкли все. Потупились.
Потом только поведали. Жестокая выдалась схватка и в Эсгароте, и на подступах. Люди в гору ушли, затворились от орочьего полчища. А там уж вооружились все вместе, да и выступили, и отбили таки врага. А потом оставшиеся твари сгинули, думали уж было, силы стягивать будут, а потом долетели новости про кольцо и все прочее, прискакали гонцы ривендельские.
Однако осиротели и люди, и гномы. Пал Бранд, Приозерного края правитель, убили его подло, по-орочьи, копьем со спины. Но встал над ним Даин, с секирой, и стоял как кусок скалы. И умер не от раны – сил не стало. Битва-то почти кончилась, как вдруг рухнул он. Кинулись, перевернули, а он уж мертвый, а на самом ни царапинки. Так и похоронили рядом. Ишь, диво, при жизни что ни день спорили, а смерть вместе приняли. Однако помнил Глоин как сцеплялись два соседа-правителя – ох и стоял крик. Потом пили пиво, шутили, смеялись, гулко дубасили друг друга по спинам и опять начинали горлопанить.
Небось когда сауронова нечисть наползать начала, так Даин к соседу первому советоваться прибежал. Только что тот сказать мог, хоть и первейший из людей, а все ж таки смертный?.. Ну а как похоронили, выбрали папашу Глоина, над собой поставили: и рода того же, и за гору сражался. А в городе нынче сын Бранда заправляет, справный, говорят, правитель, но пока нраву неведомого.
Пошел Гимли молча в траурную залу, как был, пропыленный. Шли за ним гномы, шел и Леголас рядом. Долго на надгробие смотрел, молчал, чувствовал, что слезы в бороду текут, однако не вытирал их, не стыдился. Вспоминал как драл его дядька Даин за дурь детскую, да как учил секирой махать, да как их с папашей на совет ривендельский провожал. Ишь, как оно бывает, – воюешь там где-то, потом вроде и кончилась война, и посмеяться можно, а домой вернулся, так она тебя на пороге родном догнала, да и обух на макушку опустила с размаху. Долго стоял так-то...
Потом, конечно, накрыли столы. Это вам не эльфийская трапеза заунывная. Тут и мясо, и пиво, и баран целиком на вертеле, и дичи невидимо – диво ли, сын правителя с войны живым возвернулся, да еще героем. Папаша раскраснелся да разгордился, будто его сынок колечко самолично уничтожил, да Саурона походя пришибил, чтобы тот под ногами не путался. Гимли извелся весь от стыда, посмотрел на Леголаса виновато, однако тот разрумянился, улыбался и правителя гномьего не слушал. Насел на эльфа молодняк, требовал рассказов о битвах, путал слова из всеобщего да кхуздула, однако понимали друг друга, и золотоволосый эльф о чем-то вдохновенно вещал, и тоже, кажется, синдарином не брезговал, да еще показывал что-то и руками размахивал. Ну а покуда эля на столе было с избытком, всего прочего тоже, так на такую ерунду как незнакомые словеса никто внимания и не обращал.
Когда уже ночь совсем навалилась, разогнал папаша всех спать, остались за столом только старшие да уважаемые, ну и они с Леголасом, понятное дело. Папаша, правда, гостеприимство проявлял всячески, предлагал лучшие покои, да мягкие постели, а разговоры отложить. Однако Гимли тож не первый день землю топтал, понимал, что раздирает старого любопытство – уйди он сейчас, тот и будет всю ночь ворочаться, гадать, с какими новостями сынок припожаловал.
Поведал степенно про то, что нет теперь вражды с эльфами Лориэна, мол назвался он другом эльфов, а Владычица об окончании разногласий объявила. Папаша оживился, однако узнал, что отплывают те за море и приуныл – ну и как торговлю налаживать? Попробовал Леголаса пораспрашивать – не задержатся ли лориэнские, однако тот отмолвился, что, мол, не в ответе за них, но думается ему, что нет. Рассказали и про Морию, про гибель Балина. Не надеялись родичи, что тот жив, однако от повести этакой носы повесили. И снова выручил Леголас – долга память-то эльфийская, вот и читал по памяти книгу, что погибавшие записали. Выслушали, помянули, да и к делам вернулись. Поведал Гимли и про арагорново предложение – направить гномов-строителей в Минас-Тирит, да и торговлю открыть. А тем, кто остаться в столице гондорской надумает, – тем и блага всякие сулят, и двадцать лет долю городу отчислять не придется. Словом, все козыри выложил, думать теперь папаша с ближними будет. Тем более глаза уже и вправду слипались.
Отвели им с эльфом покои рядом, самые роскошные, для дорогих гостей. Решил папаша сына почтить, не пустил сразу на прежнее место-то, что рядом с кузней. Непривычно конечно дома как чужому какому вести себя, однако воля родительская, да и спорить дороже выйдет. И про остроухого подумали – тому и лес видать, и ложе подле окна устроили. Долго дивился эльф, как вода из стены течет, да омыться прямо в покоях можно. А как Гимли показал, что можно заслонку отворить, да во впадину на полу кипяток нальется – теперь только холодной добавляй, да грей кости сколько душе угодно, так и вовсе дар речи у остроухого пропал. Обещался опробовать, с тем Гимли к себе и ушел. Понял этак, что лихолесский пробовать диковину всю ночь будет. Усмехнулся, да и провалился в сон, и во сне том не надо было о доме грезить.
Категории: слэш
Жанр: драма
Пейринги: Леголас/Гимли
Рейтинг: пока PG-13, там видно будет
Размер: миди
Предупреждения: однополые отношения, POV Гимли.
Содержание: повествование начинается с того момента, когда Арагорн, Леголас и Гимли встречаются с ристанийскими конниками Эомера и на данных им лошадях продолжают поиск Мерри и Пина.
Статус: в работе
Дисклеймер: Omnia mea mecum porto, все свое, чужого не беру, выгоды не ищу.
Дорога от Лихолесья. Эребор.
читать дальшеГимли таки сморило возле костра, помнил только, как Леголас отвел его, шатающегося, в комнату. А там, видно, повалился на постель в чем был, да и уснул. Да уж, это тебе не гномьи песни, когда душа в пляс просится. Однако проснулся рано, еще светать не начало, серели за окном предрассветные сумерки. Раздавался плеск воды – только тут Гимли вспомнил, что где-то и река должна быть, по которой папаша Глоин, в бочку забитый как солонина, плавал. Несся со двора смех и тихий разговор. Гимли полюбопытствовал, высунулся в прорубленное широкое окно. Понял, что отвели ему покои не в пещере, а в верхних пристройках, сбоку от главного входа. И прямо под окнами теплился костерок, сидел десяток эльфов, и меж ними конечно Леголас, болтали, смеялись. Гимли даже позавидовал слегка тому, как приятель его расселся, – опершись спиной на ветки, которые сплелись в подобие трона. Позевал этак-то, попялился бездумно, да и решил к нему спуститься. Сначала подумал было, что неловко вроде как мешать-то. Сколько эти не виделись, там и беседы свои, а он припрется незван, так Леголас опять на всеобщем заговорит, из вежливости, кому она нужна только.
Поплутал немного, но спустился, вышел, сонно жмурящийся. Эльфы заулыбались (меж ними Гимли обнаружил вчерашнего провожатого и не преминул кивнуть и поблагодарить – пусть видят, что хорошего рода гном, не захудалый какой), подвинулись, место у костра рядом с Леголасом уступили. Гимли повозился, уселся, махнул рукой, мол болтайте о своем-то, я так посижу. Пошутил еще, что мол отвык в походах под крышей спать да на кровати. Неуютно ему, все на подвиги тянет, чтоб под задницей земля, а над головой небо. Посмеялись дружески, мол росту гном чуток недобрал, а так вышел бы из него всем эльфам эльф, бородатый только. Леголас сидящих представил, только Гимли все равно не запомнил никого, кивал вежливо. Так и сидели, пока солнце вставать не начало: гном и не слушал о чем там остроухие болтают, думал о доме и о том, на сколько они здесь застрянут. Вроде Леголас вчера поминал, что завтра, мол, и уедут, однако как оно на деле выйдет, с его строптивым папашей?
Но Леголас растормошил его – мол пора собираться, да и в дорогу, родичей твоих навещать. А что собираться? Воды на рожу поплескал, все при себе, а там снова на спину конскую, и трясись давай по ухабам. Леголасу подвели Арода, эльф уже и одежу сменить успел на походную, однако тючок к седлу приторочил, видать тоже не хочет перед королем Даином обтрепышем стоять. Вслух-то ничего Гимли не отмолвил, однако про себя посмеялся изрядно.
Эльфы, с которыми у костра сидели, начали предлагать гному пони, убеждать, что так сподручнее будет, чем за спиной-то трюхать. Однако Гимли не согласился – это ж еще животиной этой править надо, поворачивать, а какое тут править, когда сам того гляди под брюхом висеть у нее окажешься. Нет уж, пусть эльф работает, а ему и так неплохо, попривык. Вслух-то конечно иное молвил, мол в походах так были, на войне, так и надлежит домой возвращаться, почести принимать.
Леголас глаза-то щурил понимающе, однако молчал и улыбку прятал. Распрощались коротко и уехали. Спустился Арод с высокого холма, осторожно ставя копыта, понес их неспешной рысью. Солнце поднималось все выше, плавали меж деревьев запутавшиеся клочья тумана, да донесся издалека мелодичный смех, потом и он стих.
Гимли думал-думал про Трандуила этого, однако и не знал – подступиться что ли к Леголасу, поболтать с ним о том, что вчера было. Или уж не бередить рану, и без того небось не сладко бедолаге. Всколыхнулось внутри гневное – ишь, выискался, бездельник лесной, гномы ему не угодили. Однако сдержал себя – не все эльфы бездельники неумные, вон едет с ним наследный принц к его гномьей родне, и зазорным для себя не считает. Это еще Даин, король Одинокой Горы в эльфийских тюрьмах не сидел, а уж папаша Глоин-то нашел бы что остроухим припомнить. Однако ж знал Гимли твердо – коли приедет эльф гостем, да с ним вместе, да тяготы боя разделивший для общего дела, - примут с почестями и срамословить не станут – ни его при Леголасе, ни того в лицо. Да и за спиной навряд. Может, поноет у папаши радикулит застарелый, однако ж верил сын Глоина, что промолчит тот. Да и вообще, скорее бы уже дома оказаться, а там и разобрались бы.
- Так что? – обернулся к нему улыбающийся Леголас. – Почести значит принимать только на одном коне можно? А на разных уже без почестей?
- Вези давай уже, - буркнул гном.
- Никогда не думал, - вздохнул Леголас с притворной грустью, - что стану гнома возить...
- Так не на тебе ж я еду-то, на коне, - невозмутимо пояснил Гимли.
И совершенно не ожидал, что острый локоть эльфа воткнется ему в живот. Вот так и снимай кольчугу! Однако же в долгу не остался, пихнул того кулаком под ребра от души. Они возились и пихались на беспокойно танцующем Ароде, потом Гимли понял, что одна нога у него к небесам устремилась, а вторая к земле, но эльфа с собой прихватил. Они свалились прямо под ноги шарахнувшемуся коню, борясь на сухой мягкой листве. Леголас, тонкий и гибкий как ивовый прут, извивался змеей, однако Гимли был тяжелее и методично пытался придавить эльфа к земле. Угомонились, когда листва была изрядно утрамбована, бока ныли, а в шевелюрах застряло листьев, травы и мха поболе чем у энтов. Пришлось ломиться через заросли к реке, доставать приснопамятный гребень, да вычесывать друг из друга мусор.
- А что, - поинтересовался Леголас, выпутывая из гномьей бороды особо цепкий корень, - ваш-то правитель как требует чтобы к нему являлись?
- А он вообще не требует, - подивился Гимли. – Кому нужен, тот и так явится, хоть из нужника вынет. У нас народ упрямый, сам понимаешь.
- То есть если ты к нему в синяках и помятый явишься, меня в какие-нибудь темницы не бросят? Не спросят, до чего я гнома довел?
- Ну даже если и бросят, то что? – невозмутимо поинтересовался Гимли. – У нас тебя если куда посадят, так уж не выберешься, никакие бочки тебе не помогут.
- Бочки?
Пришлось рассказывать остроухому про то, как Торин, папаня с прочими родичами, да хоббит этот от леголасова батюшки слиняли. Эльф хохотал на весь лес, потом объяснил, дескать жил тогда на южных рубежах, слышал про гномий побег, однако краем уха. И уж понятно, не думал никогда, что с сыном одного из тех сбежавших этакий-то поход предпримет.
Рассказывал еще Гимли про Даина Железностопа, как издал тот закон, по которому гномам ругаться запрещалось. А то, мол, как в город придут, так бабы тамошние по домам разбегаются. Потому как сквернословы все, хоть уши затыкай. Кряхтели, но держались – оно и понятно, торговали с Эсгаротом, негоже покупателей отпугивать. И ведь целую зиму продержались, пока в главной кузне с дымоходом от горна не стряслось чего-то. Ну, Даина позвали, а как же, дело важное, должен же он посмотреть. Тот явился, при цепи, да в одеждах парадных, голову этак важно задрал, палку потребовал, да в дымоход тыкать начал, будто без него не нашлось кому там пошарить. Однако ж повезло правителю – вывалилось на него гнездо летучих мышей, да здоровое такое. Вот его как сажей да пометом уделало, так закон отменять пришлось, потому как изъяснялся Железностоп долго да фигурно, ажно заслушались все.
Леголас слушал, смеялся звонко, а Лихолесье оставалось все дальше и дальше. Еще два дня пути, и встало впереди в сумерках навершие Одинокой Горы. Гимли заерзал, вздохнул судорожно. Сколько раз снилось ему, что подъезжает он к дому, и вот, сбылось, а что сказать и не знает.
Однако заночевали, и гном всю ночь маялся, вставал, ложился, шлялся вокруг, в лес зашел, побродил, вернулся. Словом, вел себя как распоследний эльф.
Наконец, седмицу спустя как из Лихолесья выдрались, вошли в Эсгарот, проехали с детства знакомыми улицами, и люди, кто сына Глоина помнил, окликали его, махали руками приветственно, дивились на странных всадников. Переправились по мосту (ох и гордился Гимли, глядя на каменные изваяния, извертелся весь, пока Леголас не похвалил и мост, и зодчих), да и пустились вскачь по подъездной дороге, мощеной ровно подогнанными – лезвие меча не просунешь промеж! – каменными плитами.
И было все как мечталось Гимли, и даже лучше – выскочила из ворот толпа, смахнула с лошади обоих, вперед всех папаша вырвался, да еще и пару затрещин раздал неуклюжим, которые дорогу к сыночку загородили. Стиснул так, что ребра заныли, бородищей рот и глаза запорошил, тряс, улыбался, распрашивал, ругал - и все разом. Отлепился когда от родителя, да пошел с братьями-дядьями обниматься, увидел друга своего, стоящего в стороне. И была у того в лице печаль, тоска затаенная, хоть и завесился лихолесский принц улыбкой. Не дело так-то.
Гимли переорал всех, хотя поди заткни родичей, когда разом говорят. Представил по чести, про подвиги рассказал, тут же и поведал, как спас его Леголас подле Минас-Тирита, раненого, как один орочью мерзость удержал. Гномы хоть и себе на уме, однако же благодарными быть умеют. Окружили эльфа, и тоже пообнимали да потормошили, потом потащили обоих внутрь. Посмеялись конечно, мол долговязые больно эльфы-то, потолки под них не рассчитаны, так что пригнулся бы приятель Гимли, а то неровен час шишку себе такую набьет, что факелы по стенам не нужны станут. Перешучивались, толпой шли по светлым коридорам, и помимо воли любовались резьбой отвыкшие глаза, и гордился Гимли. Заметил еще, что Леголас тоже по сторонам озирается, каменные цветы рассматривает. По правде, так остроухий все ж хорошенько вписался лбом в притолку пару раз, и с тех пор поумнее был, пригибался. Только в пиршественную залу как вошли, заметил Гимли то, чего раньше не углядел. В родовой белой одежде был папаша, а на груди цепь висела с самоцветами, - знак правителя. Короны на волосах не было, видать ринулся сына встречать, вот и забыл про нее. И остановился Гимли. И вопросил молча, глазами одними.
Замолкли все. Потупились.
Потом только поведали. Жестокая выдалась схватка и в Эсгароте, и на подступах. Люди в гору ушли, затворились от орочьего полчища. А там уж вооружились все вместе, да и выступили, и отбили таки врага. А потом оставшиеся твари сгинули, думали уж было, силы стягивать будут, а потом долетели новости про кольцо и все прочее, прискакали гонцы ривендельские.
Однако осиротели и люди, и гномы. Пал Бранд, Приозерного края правитель, убили его подло, по-орочьи, копьем со спины. Но встал над ним Даин, с секирой, и стоял как кусок скалы. И умер не от раны – сил не стало. Битва-то почти кончилась, как вдруг рухнул он. Кинулись, перевернули, а он уж мертвый, а на самом ни царапинки. Так и похоронили рядом. Ишь, диво, при жизни что ни день спорили, а смерть вместе приняли. Однако помнил Глоин как сцеплялись два соседа-правителя – ох и стоял крик. Потом пили пиво, шутили, смеялись, гулко дубасили друг друга по спинам и опять начинали горлопанить.
Небось когда сауронова нечисть наползать начала, так Даин к соседу первому советоваться прибежал. Только что тот сказать мог, хоть и первейший из людей, а все ж таки смертный?.. Ну а как похоронили, выбрали папашу Глоина, над собой поставили: и рода того же, и за гору сражался. А в городе нынче сын Бранда заправляет, справный, говорят, правитель, но пока нраву неведомого.
Пошел Гимли молча в траурную залу, как был, пропыленный. Шли за ним гномы, шел и Леголас рядом. Долго на надгробие смотрел, молчал, чувствовал, что слезы в бороду текут, однако не вытирал их, не стыдился. Вспоминал как драл его дядька Даин за дурь детскую, да как учил секирой махать, да как их с папашей на совет ривендельский провожал. Ишь, как оно бывает, – воюешь там где-то, потом вроде и кончилась война, и посмеяться можно, а домой вернулся, так она тебя на пороге родном догнала, да и обух на макушку опустила с размаху. Долго стоял так-то...
Потом, конечно, накрыли столы. Это вам не эльфийская трапеза заунывная. Тут и мясо, и пиво, и баран целиком на вертеле, и дичи невидимо – диво ли, сын правителя с войны живым возвернулся, да еще героем. Папаша раскраснелся да разгордился, будто его сынок колечко самолично уничтожил, да Саурона походя пришибил, чтобы тот под ногами не путался. Гимли извелся весь от стыда, посмотрел на Леголаса виновато, однако тот разрумянился, улыбался и правителя гномьего не слушал. Насел на эльфа молодняк, требовал рассказов о битвах, путал слова из всеобщего да кхуздула, однако понимали друг друга, и золотоволосый эльф о чем-то вдохновенно вещал, и тоже, кажется, синдарином не брезговал, да еще показывал что-то и руками размахивал. Ну а покуда эля на столе было с избытком, всего прочего тоже, так на такую ерунду как незнакомые словеса никто внимания и не обращал.
Когда уже ночь совсем навалилась, разогнал папаша всех спать, остались за столом только старшие да уважаемые, ну и они с Леголасом, понятное дело. Папаша, правда, гостеприимство проявлял всячески, предлагал лучшие покои, да мягкие постели, а разговоры отложить. Однако Гимли тож не первый день землю топтал, понимал, что раздирает старого любопытство – уйди он сейчас, тот и будет всю ночь ворочаться, гадать, с какими новостями сынок припожаловал.
Поведал степенно про то, что нет теперь вражды с эльфами Лориэна, мол назвался он другом эльфов, а Владычица об окончании разногласий объявила. Папаша оживился, однако узнал, что отплывают те за море и приуныл – ну и как торговлю налаживать? Попробовал Леголаса пораспрашивать – не задержатся ли лориэнские, однако тот отмолвился, что, мол, не в ответе за них, но думается ему, что нет. Рассказали и про Морию, про гибель Балина. Не надеялись родичи, что тот жив, однако от повести этакой носы повесили. И снова выручил Леголас – долга память-то эльфийская, вот и читал по памяти книгу, что погибавшие записали. Выслушали, помянули, да и к делам вернулись. Поведал Гимли и про арагорново предложение – направить гномов-строителей в Минас-Тирит, да и торговлю открыть. А тем, кто остаться в столице гондорской надумает, – тем и блага всякие сулят, и двадцать лет долю городу отчислять не придется. Словом, все козыри выложил, думать теперь папаша с ближними будет. Тем более глаза уже и вправду слипались.
Отвели им с эльфом покои рядом, самые роскошные, для дорогих гостей. Решил папаша сына почтить, не пустил сразу на прежнее место-то, что рядом с кузней. Непривычно конечно дома как чужому какому вести себя, однако воля родительская, да и спорить дороже выйдет. И про остроухого подумали – тому и лес видать, и ложе подле окна устроили. Долго дивился эльф, как вода из стены течет, да омыться прямо в покоях можно. А как Гимли показал, что можно заслонку отворить, да во впадину на полу кипяток нальется – теперь только холодной добавляй, да грей кости сколько душе угодно, так и вовсе дар речи у остроухого пропал. Обещался опробовать, с тем Гимли к себе и ушел. Понял этак, что лихолесский пробовать диковину всю ночь будет. Усмехнулся, да и провалился в сон, и во сне том не надо было о доме грезить.
-
-
15.08.2009 в 14:39Красиво, умно, интересно. И душа уже за них болит - пусть все будет хорошо, пусть будет!
-
-
15.08.2009 в 20:07А то как же!
И совершенно не ожидал, что острый локоть эльфа воткнется ему в живот. Вот так и снимай кольчугу!
Вот так и верь после этого эльфам!
Понял этак, что лихолесский пробовать диковину всю ночь будет.
Эх, и весело, и грустно, а новая прода как новый день...
-
-
16.08.2009 в 20:41Совершенно верить им нельзя...
Эх, и весело, и грустно, а новая прода как новый день...
ну значит через пару-тройку минут, только на комменты отвечу, будет и рассвет
-
-
16.08.2009 в 20:48-
-
16.08.2009 в 21:54Рассвет, в 21:53? Супер... Пойду-ка я его встречать!
-
-
16.08.2009 в 22:17-
-
16.05.2010 в 21:02-
-
16.05.2010 в 21:34-
-
16.05.2010 в 22:21-
-
16.05.2010 в 22:23-
-
17.05.2010 в 05:27-
-
17.05.2010 в 14:24-
-
31.08.2010 в 00:13