Мой основной логин - Хельгрин. Этот - только для текстов по ВК.
Бета: пока нет, но будет
Категории: слэш
Жанр: драма
Пейринги: Леголас/Гимли
Рейтинг: пока PG-13, там видно будет
Размер: миди
Предупреждения: однополые отношения, POV Гимли.
Содержание: повествование начинается с того момента, когда Арагорн, Леголас и Гимли встречаются с ристанийскими конниками Эомера и на данных им лошадях продолжают поиск Мерри и Пина.
Статус: в работе
Дисклеймер: Omnia mea mecum porto, все свое, чужого не беру, выгоды не ищу.
Агларонд. Минас-Тирит. Лориэн. Шир. Митлонд (Серебристая Гавань).
читать дальшеРаботал над надгробием денно и нощно, на сон прерывался только когда ноги подкашиваться начинали. Помогали гномы, тюкали рядом молотками, но рисунок сам вел, воплощал перед глазами стоящее. Как живой был Арагорн, преклонил колено, перенимая корону гондорскую, одной рукой придерживал прославленный меч свой, другой прикрывал минас-тиритские башни, защищая. А за спиной у него стояли неясными фигурами Хранители прочие – спереди четверо хоббитов, сзади Гэндальф в шляпе да с посохом, рядом Боромир улыбающийся, ну и они с Леголасом тоже, рядышком, рука эльфа на гномьем плече привычно лежит, за спиной у остроухого лук и клинок верный, а сам гном на секиру опирается. Леголас повелел Хранителей изваять, сказал увернно этак, дескать, Арагорну бы понравилось. Ну Гимли и не стал противиться. Останется потомкам память о деянии славном, о Братстве. Пребудут в камне вечно юными, дерзкими, дружными...
Эльф тут же сидел, рядом, в пещерах, подостлав под себя плащ, подвернув знакомо ноги. Смотрел на то, что выходит, молчал часами. Гимли подступился как-то, мол, не гоже вроде бы остроухому седмицами под сводами каменными торчать, так что ежели отправится Леголас в лес какой близлежащий, так он, Гимли, вовсе даже не обидится. Эльф улыбнулся легко, поднял глаза:
- Друг мой, не только ты получил эльфийские умения. Я давно стал чувствовать камни – конечно, не как деревья, но все же. Мне хорошо здесь, подле тебя.
Гимли так понял, что за век последний надоели остроухому деревья почище мозоли на заднице, да и отстал.
Как закончили - подвели блоки, выволокли махину, на повозку, специально ради такого случая сбитую, водрузили. И повлекли неспешно мохноногие сильные кони возок к стольному Минас-Тириту.
Эльф с гномом вперед поехали, ибо не дело заставлять государыню Арвен их дожидаться. Покачивался гном позади эльфийской спины, придерживал секиру. Цокал позади копытами привязанный на длинный повод пони, Леголас песенки распевал себе, а вокруг бушевала неистовая весна. Пели птицы, вторила им душа, будто бы вернулась в молодость лихую, а что борода более седая, чем рыжая, так и пусть ее.
Государыня сама встретила их, вышла из дворца, заспешила навстречу. Спрыгнул Леголас легко, помог гному спешиться, склонили головы оба. Арвен остановилась, всплеснула руками, покачала головой, да и молвила в сердцах фразу неясную на синдарине. У эльфа аж щеки процвели. Гимли потом подступался, спрашивал, чего такого супруга арагорнова им отвесила? На что Леголас, смущаясь, поведал, что точно переводить на всеобщий не будет, но что-то вроде «бестолковые орочьи дети, рожденные вне брака». Гимли долго в бороду хихикал, не чужды оказывается эмоции простые даже и дочери Элронда прекрасной.
Впрочем, овладела собой Арвен в тот же момент, обняла друзей обоих.
- Горе мое становится меньше, когда вижу я, что смерть возлюбленного мужа моего скрепила узы вашей дружбы... Если Валар будут милостивы к эльдар, принявшей смертную участь, и я увижу его, - непременно расскажу об этом, его сердце возрадуется.
Уколола совесть глубоко внутри, да что уж поделать теперь – назад не воротишь время.
Вечеряли вместе, как во времена забытые. Леголас поведал Арвен, что надумали они с гномом уходить в Валинор, выстроит эльф корабль в Серебристых Гаванях. Не будет тот красоты неписанной, так и Леголас не Сэрданом Корабелом прозывается. Но, быть может, не побрезгует, уйдет с ними за Море эльфийская Вечерняя Звезда, разделит тоску с отцом и братьями в Заповедном Краю?
Вздохнула дева эльфийская:
- Мои братья давно гуляют садами Амана, но Элберет милостива ко мне, одарив другими двумя братьями, не оставляющими вдову в горестный час. Я благодарна тебе, Леголас Трандуилион, и тебе, Гимли, сын Глоина. Но мне ясно начертание моей судьбы, и я следую ему. Отправимся же в Кветлориэн.
Повинилась еще перед Гимли, мол, не станет дожидаться покуда прибудет надгробие дивное в город, потому как помнит супруга живым, таким и хочет сохранить в сердце. Только сын Глоина обижаться и не думал. Попрощалась с народом вдова, поклонилась горожанам, а те плакали, провожая. Поутру уселись на белоснежных скакунов, да и пустились в путь.
Эльф спросил только, щурясь лукаво, не нужен ли гному пони. Тот бородой помотал, - на что, мол, пони, ежели есть кому возить? Хмыкнул эльф, вспомнил небось, как синяки месяцами не сходили с обоих.
Обернулись втроем на Минас-Тирит, попрощались со стенами и башнями, знали, что не увидят более Белого Города. Гимли накануне вечером письмо состряпал, гонца снарядил в Казад-Дум. Отписал своим, дескать, велению судьбы следуя, отправляюсь за Море, над собой можете Ибура-остроглаза поставить, обе жилы нашедшего, а можете вобще кого захотите и кого Старейшие повелят. Заповедовал славу преумножать, плодиться, жить счастливо. Хотел цепь свою приложить, властительство снимая, да Леголас отговорил. Сказал – не дело народ обижать, над собою поставивший, честью великой одаривший, где бы ни оставался народ тот. Сверкнула на голове эльфийской корона, Гимли подумал-подумал, да и согласился. Приписал еще, что цепь с собой увозит, великим даром на вечную память.
Как доехали до Лориэна, взошла Арвен на холм заповедный, Керин-Амрот. Сказала, клялись тут в любви друг другу с супругом покойным. Тут и упокоится она.
Что делать оставалось? Только волю принять. Гимли оставил провизии под деревом, хоть и отказывалась дева эльфийская. Коня пустили подле пастись. Объяснил Гимли, как до Мории добраться, – улыбалась дочь Элронда светло, нездешне. Знает, мол, дороги все, да только не сдвинется с места этого. Преклонили головы, запечатлела Вечерняя Звезда поцелуй каждому на лбу, на том и расстались.
Долго молча ехали, грустили, а потом поведал Гимли, как видел Леголаса на этом самом холме, когда государь Элессар Морию проведывал. Вздохнул эльф, рассказал, что хотелось ему тогда остаться навечно под сенью дерев чудесных. Угаснуть, слушая шелест опадающих листьев, смешаться с землей, травой и цветами... Только, мол, мысль о гноме не дала задуманное осуществить. Слышал про царство морийское, да не пожелал народ сиротить, знал ведь – утянет за собой сына Глоина в Чертоги вечные.
Ехали равнинами, покачивались перед носом знакомый лук в налучье, колчан да клинок. На ночь коня привязывали, спали на плащах любимых – больше века уж служат, а не истлели дары Владык лориенских. Встречали восходы, мокли под ливнями летними, спорыми, охотились, а то и вовсе одной водой пробавлялись.
Переправились через Белогривку, потом Брендидуин вброд перешли. Говорили мало, указывали только друг другу на красоту, прощались со Средиземьем легко, будто отпускали от себя. Дивились жители на двух всадников непохожих, властительных, долго вослед смотрели.
Дошли до Митлонда опустевшего, ходил Леголас по высоким чертогам, глядел на старые своды, думал о своем, слушал крики чаек. Потом и за дело принялись. Гимли-то в деле корабельном помощник невеликий был: доски поднести, каких во множестве в сараях нашлось, подать что. Однако спорилось дело у эльфа, взметались крутые гордые борта.
Одно только сына Глоина печалило, - как помашет эльф молотком, так за грудь слева хватается, комкает рубаху, силясь вздохнуть. Поддерживал под руку, укладывал на траву, расстегивал ворот, пережидал, пока схлынет. Брызгал в лицо водой: душа замирала, пока не начинал старый друг нормально дышать, не хрипя, а лицо из серого делалось просто бледным.
Припер к стенке остроухого, допрашивать начал – с чего вдруг творится с ним этакое? Мялся тот, мялся, да и поведал, что надорвался тогда, врачуя сына Глоина в пещерах агларондских. Мол, лЕкарство такое, когда чуть не все кости переломаны, сил требует эльфийских, вечно юного тела. А смертному возмочь – никогда уж прежним не станет, надорвет сердце. Отступился гном, горечь в душе тая да ругая себя. Остолоп старый, а еще народу правитель прозывается. Себя чуть не угробил, другу верному, задушевному могутой телесной жертвовать пришлось. Как принять такое? Да вот так, как принял дары эльфийские. Дурная же манера у остроухого одарять, не спрашивая, таким, за что отплатиться всей жизни не хватит.
Заглянул эльф в лицо, понял думу горькую.
- Не думай об этом как о Даре, мой друг. Просто мысль о том, что я могу потерять тебя, всегда была выше моих сил...
Ох, беда. Один эльф остался на все Средиземье, и тот блажной.
Как закачался белый корабль-лодочка на волнах, снарядились в путь снова. Сказал Леголас, что в Шир наведаться хочет, страну хоббитов. Мол, чует сердце, что есть там Хранитель один, которого с собой позвать надобно.
Ну, раз сердце эльфийское чует – тут не поспоришь уж. Доехали и до Шира. Самому-то бывать не приходилось здесь, от отца только слышал. Дивился на норы, в земле прорытые, поля цветущие, деревья благоуханные. Заповедный край, благословенный Высшими, что и говорить. Пили пиво в трактирах, с любопытными болтали, а местные на эльфа да гнома не уставали дивиться.
А как подъехали - мэллорн дивный узрели, головы задрали. Откуда взялся тут, посередь невысколицкого края? Леголас объяснил однако, что чует силу Владычицы, благословение ее. Подивился Гимли мудрости Галадриэль в который раз, притронулся к фиалу с прядью привычно. А Леголас коня повернул уверенно, видать и впрямь сердце ведало, куда ехать им.
Толкнули круглую дверь, вошли, высокий эльф тут же стропила лбом обнаружил, проверил башкой дурной, так ли прочны. Хмыкнул гном, не сказал ничего, волновался потому как, а отчего – и сам не знал.
Глубоким стариком стал Сэм, в летний день погожий грел ноги у камина, пледом укрыв. Однако разума не утратил – ясным взором глядел на старых друзей, обнимал крепко, и чувствовал Гимли всей душой радость его. Дети, внуки набежали гостей дедушкиных приветствовать. Как на чудо глядели на них – и то сказать, для молодежи безбородой они с эльфом уж были сродни эпохе Предначальной – давно ушедшим прошлым. Стол собрали богатый, народу набилось без меры. Поведали гордо эльфу и гному, что был Сэм Головой края здешнего, и край тот трудами своими прекрасным сделал. А потом, как разошлись уже все, присел эльф рядом со старцем, вопросил тихо, не желает ли тот к ним присоединиться на пути в Валинор заповедный?
Вздохнул тот, но ответствовал сразу:
- Прямо сказать, вы из мечты моей как-будто явились. Хотел бы я перед смертью повидать еще раз господина Фродо, спросить, ноет ли еще та рана? Знать бы только, жив ли он еще?
Леголас кивнул:
- Жив. Я уверен.
Дали бы волю хоббитам, те бы неделю их не отпустили, слушали бы сказания эльфийские да гномьи, и сами бы без меры болтали да потчевали вкусностями. Однако торопил Леголас друзей, и через два дня зашагал белоснежный конь ровными дорогами, неся двух седоков. А следом брел крепенький пони, далекий потомок верного Билла. Восседал на пони Сэм, а рядом внуки шли, дедулю поддерживали да мешок с провиантом и скарбом тащили, без которого старый в путь пускаться наотрез отказался. Проводили до Митланда, распрощались со слезами, да и обратно ушли, уводя пони и коня в поводу.
Не хотел белогривый ародов пра-правнук с эльфом расставаться, ржал долго. Обнял Леголас точеную голову, прижался, потерся щекой, шепнул что-то, и смирился скакун, ушел понуро.
С зарей взошли на корабль, не мешкая. Сэм на корме устроился, побурчал еще, что лодки всякие любить так и не научился. Посмеялись.
Греб Леголас неспешно прямо на Запад, грело в спину восходящее ласковое солнце. Гимли порывался весла отобрать, переживал, что опять разбередит себя дурень остроухий, задыхаться начнет. Однако подхватило их течение, понесло вперед, тут эльф весла и сложил вовнутрь, устроился поудобнее, уперся спиной в согнутые колени гнома, голову поверх пристроил.
А сын Глоина сидел, попыхивая трубкой, глядел в даль морскую и думал о том, что оборачиваться вовсе неохота.
- А что, друг Гимли, может и мне испробовать, чем ты дымишь там?
Ухмыльнулся гном, протянул трубку. Леголас покрутил ее, понюхал дым, поморщился.
- Нет уж, эти гномьи штучки точно не для меня.
- Почему ж только гномьи? – удивился придремавший было Сэм. – Хоббиты табачок хороший весьма уважают. Вот, помню, лет тому уж тридцать как, такой народился ядреный... Обернулся на берег уходящий, да и примолк, вздохнул.
- Ну, - поразмыслив изрек Гимли, - должны же гномы да хоббиты в чем-то эльфов да уесть.
Леголас покосился на гнома, но промолчал. Сэм переводил глаза с одного на другого, видно, готов был вмешаться, если ссориться начнут.
Улыбнулись ему друзья. Казалось им, что помолодел спутник Фродо, тяготы пути до Ородруина разделивший. Будто сквозь маску старца проглянул прежний Сэм. Того и гляди начнет о веревке вздыхать или котле позабытом.
- Ты мне вот что скажи, друг Леголас, с чего ты решил, что меня так уж в Валинор твой пустят, м? – вопросил гном, да и сам удивился, потому как вовсе даже неинтересно было, взаправду ли в Земли заповедные примут, или судьба им плыть до края Мира, ежели есть он, край этот.
И затянулся опять.
Обернулся эльф, светились лукаво глаза.
- С тобой ли секира, славный Гимли, сын Глоина?
- А то как же, - крякнул этак, да погладил верную по лезвию.
- Ну и мой лук тоже со мной, и стрелы, и старый клинок...
- И я свой меч из Могильников прихватил, как знал, что пригодится, - подал голос умолкнувший было Сэм.
Фыркнул Гимли:
- Это что же, мы на Высших с мечами, секирами да стрелами полезем? Вот тебе и на, а еще эльф называется, благости Эру-создателя причастный.
- Я не знаю, - ответил Леголас просто. Помолодело и его лицо, волосы будто бы зазолотились как прежде. – Может, и полезем. По крайней мере, мы вместе, а там видно будет.
Устроился поудобнее, поерзал спиной на коленях гномьих, сощурился в небеса, улыбнулся. Кричали чайки в поднебесье и пела душа.
И если в этом мире не дано
Друзьям сковать последнее звено,
Пусть смерть приходит, мы зовем любую
И с нею будем биться до конца... *
Донесся отзвук песни до берега, и если бы кто стоял там, помнилось бы, что истаивает белоснежный кораблик, увозивший последнего эльфа, в нежных розово-золотых рассветных лучах.
Но на берегу никого не было, и некому было увидеть, как сомкнулась за кормой пелена Новой Эпохи, отгораживая верных друзей от мира Средиземья
Fin
______
* Переделанная строфа из стихотворения Н.Гумилева «Конквистадор».
Категории: слэш
Жанр: драма
Пейринги: Леголас/Гимли
Рейтинг: пока PG-13, там видно будет
Размер: миди
Предупреждения: однополые отношения, POV Гимли.
Содержание: повествование начинается с того момента, когда Арагорн, Леголас и Гимли встречаются с ристанийскими конниками Эомера и на данных им лошадях продолжают поиск Мерри и Пина.
Статус: в работе
Дисклеймер: Omnia mea mecum porto, все свое, чужого не беру, выгоды не ищу.
Агларонд. Минас-Тирит. Лориэн. Шир. Митлонд (Серебристая Гавань).
читать дальшеРаботал над надгробием денно и нощно, на сон прерывался только когда ноги подкашиваться начинали. Помогали гномы, тюкали рядом молотками, но рисунок сам вел, воплощал перед глазами стоящее. Как живой был Арагорн, преклонил колено, перенимая корону гондорскую, одной рукой придерживал прославленный меч свой, другой прикрывал минас-тиритские башни, защищая. А за спиной у него стояли неясными фигурами Хранители прочие – спереди четверо хоббитов, сзади Гэндальф в шляпе да с посохом, рядом Боромир улыбающийся, ну и они с Леголасом тоже, рядышком, рука эльфа на гномьем плече привычно лежит, за спиной у остроухого лук и клинок верный, а сам гном на секиру опирается. Леголас повелел Хранителей изваять, сказал увернно этак, дескать, Арагорну бы понравилось. Ну Гимли и не стал противиться. Останется потомкам память о деянии славном, о Братстве. Пребудут в камне вечно юными, дерзкими, дружными...
Эльф тут же сидел, рядом, в пещерах, подостлав под себя плащ, подвернув знакомо ноги. Смотрел на то, что выходит, молчал часами. Гимли подступился как-то, мол, не гоже вроде бы остроухому седмицами под сводами каменными торчать, так что ежели отправится Леголас в лес какой близлежащий, так он, Гимли, вовсе даже не обидится. Эльф улыбнулся легко, поднял глаза:
- Друг мой, не только ты получил эльфийские умения. Я давно стал чувствовать камни – конечно, не как деревья, но все же. Мне хорошо здесь, подле тебя.
Гимли так понял, что за век последний надоели остроухому деревья почище мозоли на заднице, да и отстал.
Как закончили - подвели блоки, выволокли махину, на повозку, специально ради такого случая сбитую, водрузили. И повлекли неспешно мохноногие сильные кони возок к стольному Минас-Тириту.
Эльф с гномом вперед поехали, ибо не дело заставлять государыню Арвен их дожидаться. Покачивался гном позади эльфийской спины, придерживал секиру. Цокал позади копытами привязанный на длинный повод пони, Леголас песенки распевал себе, а вокруг бушевала неистовая весна. Пели птицы, вторила им душа, будто бы вернулась в молодость лихую, а что борода более седая, чем рыжая, так и пусть ее.
Государыня сама встретила их, вышла из дворца, заспешила навстречу. Спрыгнул Леголас легко, помог гному спешиться, склонили головы оба. Арвен остановилась, всплеснула руками, покачала головой, да и молвила в сердцах фразу неясную на синдарине. У эльфа аж щеки процвели. Гимли потом подступался, спрашивал, чего такого супруга арагорнова им отвесила? На что Леголас, смущаясь, поведал, что точно переводить на всеобщий не будет, но что-то вроде «бестолковые орочьи дети, рожденные вне брака». Гимли долго в бороду хихикал, не чужды оказывается эмоции простые даже и дочери Элронда прекрасной.
Впрочем, овладела собой Арвен в тот же момент, обняла друзей обоих.
- Горе мое становится меньше, когда вижу я, что смерть возлюбленного мужа моего скрепила узы вашей дружбы... Если Валар будут милостивы к эльдар, принявшей смертную участь, и я увижу его, - непременно расскажу об этом, его сердце возрадуется.
Уколола совесть глубоко внутри, да что уж поделать теперь – назад не воротишь время.
Вечеряли вместе, как во времена забытые. Леголас поведал Арвен, что надумали они с гномом уходить в Валинор, выстроит эльф корабль в Серебристых Гаванях. Не будет тот красоты неписанной, так и Леголас не Сэрданом Корабелом прозывается. Но, быть может, не побрезгует, уйдет с ними за Море эльфийская Вечерняя Звезда, разделит тоску с отцом и братьями в Заповедном Краю?
Вздохнула дева эльфийская:
- Мои братья давно гуляют садами Амана, но Элберет милостива ко мне, одарив другими двумя братьями, не оставляющими вдову в горестный час. Я благодарна тебе, Леголас Трандуилион, и тебе, Гимли, сын Глоина. Но мне ясно начертание моей судьбы, и я следую ему. Отправимся же в Кветлориэн.
Повинилась еще перед Гимли, мол, не станет дожидаться покуда прибудет надгробие дивное в город, потому как помнит супруга живым, таким и хочет сохранить в сердце. Только сын Глоина обижаться и не думал. Попрощалась с народом вдова, поклонилась горожанам, а те плакали, провожая. Поутру уселись на белоснежных скакунов, да и пустились в путь.
Эльф спросил только, щурясь лукаво, не нужен ли гному пони. Тот бородой помотал, - на что, мол, пони, ежели есть кому возить? Хмыкнул эльф, вспомнил небось, как синяки месяцами не сходили с обоих.
Обернулись втроем на Минас-Тирит, попрощались со стенами и башнями, знали, что не увидят более Белого Города. Гимли накануне вечером письмо состряпал, гонца снарядил в Казад-Дум. Отписал своим, дескать, велению судьбы следуя, отправляюсь за Море, над собой можете Ибура-остроглаза поставить, обе жилы нашедшего, а можете вобще кого захотите и кого Старейшие повелят. Заповедовал славу преумножать, плодиться, жить счастливо. Хотел цепь свою приложить, властительство снимая, да Леголас отговорил. Сказал – не дело народ обижать, над собою поставивший, честью великой одаривший, где бы ни оставался народ тот. Сверкнула на голове эльфийской корона, Гимли подумал-подумал, да и согласился. Приписал еще, что цепь с собой увозит, великим даром на вечную память.
Как доехали до Лориэна, взошла Арвен на холм заповедный, Керин-Амрот. Сказала, клялись тут в любви друг другу с супругом покойным. Тут и упокоится она.
Что делать оставалось? Только волю принять. Гимли оставил провизии под деревом, хоть и отказывалась дева эльфийская. Коня пустили подле пастись. Объяснил Гимли, как до Мории добраться, – улыбалась дочь Элронда светло, нездешне. Знает, мол, дороги все, да только не сдвинется с места этого. Преклонили головы, запечатлела Вечерняя Звезда поцелуй каждому на лбу, на том и расстались.
Долго молча ехали, грустили, а потом поведал Гимли, как видел Леголаса на этом самом холме, когда государь Элессар Морию проведывал. Вздохнул эльф, рассказал, что хотелось ему тогда остаться навечно под сенью дерев чудесных. Угаснуть, слушая шелест опадающих листьев, смешаться с землей, травой и цветами... Только, мол, мысль о гноме не дала задуманное осуществить. Слышал про царство морийское, да не пожелал народ сиротить, знал ведь – утянет за собой сына Глоина в Чертоги вечные.
Ехали равнинами, покачивались перед носом знакомый лук в налучье, колчан да клинок. На ночь коня привязывали, спали на плащах любимых – больше века уж служат, а не истлели дары Владык лориенских. Встречали восходы, мокли под ливнями летними, спорыми, охотились, а то и вовсе одной водой пробавлялись.
Переправились через Белогривку, потом Брендидуин вброд перешли. Говорили мало, указывали только друг другу на красоту, прощались со Средиземьем легко, будто отпускали от себя. Дивились жители на двух всадников непохожих, властительных, долго вослед смотрели.
Дошли до Митлонда опустевшего, ходил Леголас по высоким чертогам, глядел на старые своды, думал о своем, слушал крики чаек. Потом и за дело принялись. Гимли-то в деле корабельном помощник невеликий был: доски поднести, каких во множестве в сараях нашлось, подать что. Однако спорилось дело у эльфа, взметались крутые гордые борта.
Одно только сына Глоина печалило, - как помашет эльф молотком, так за грудь слева хватается, комкает рубаху, силясь вздохнуть. Поддерживал под руку, укладывал на траву, расстегивал ворот, пережидал, пока схлынет. Брызгал в лицо водой: душа замирала, пока не начинал старый друг нормально дышать, не хрипя, а лицо из серого делалось просто бледным.
Припер к стенке остроухого, допрашивать начал – с чего вдруг творится с ним этакое? Мялся тот, мялся, да и поведал, что надорвался тогда, врачуя сына Глоина в пещерах агларондских. Мол, лЕкарство такое, когда чуть не все кости переломаны, сил требует эльфийских, вечно юного тела. А смертному возмочь – никогда уж прежним не станет, надорвет сердце. Отступился гном, горечь в душе тая да ругая себя. Остолоп старый, а еще народу правитель прозывается. Себя чуть не угробил, другу верному, задушевному могутой телесной жертвовать пришлось. Как принять такое? Да вот так, как принял дары эльфийские. Дурная же манера у остроухого одарять, не спрашивая, таким, за что отплатиться всей жизни не хватит.
Заглянул эльф в лицо, понял думу горькую.
- Не думай об этом как о Даре, мой друг. Просто мысль о том, что я могу потерять тебя, всегда была выше моих сил...
Ох, беда. Один эльф остался на все Средиземье, и тот блажной.
Как закачался белый корабль-лодочка на волнах, снарядились в путь снова. Сказал Леголас, что в Шир наведаться хочет, страну хоббитов. Мол, чует сердце, что есть там Хранитель один, которого с собой позвать надобно.
Ну, раз сердце эльфийское чует – тут не поспоришь уж. Доехали и до Шира. Самому-то бывать не приходилось здесь, от отца только слышал. Дивился на норы, в земле прорытые, поля цветущие, деревья благоуханные. Заповедный край, благословенный Высшими, что и говорить. Пили пиво в трактирах, с любопытными болтали, а местные на эльфа да гнома не уставали дивиться.
А как подъехали - мэллорн дивный узрели, головы задрали. Откуда взялся тут, посередь невысколицкого края? Леголас объяснил однако, что чует силу Владычицы, благословение ее. Подивился Гимли мудрости Галадриэль в который раз, притронулся к фиалу с прядью привычно. А Леголас коня повернул уверенно, видать и впрямь сердце ведало, куда ехать им.
Толкнули круглую дверь, вошли, высокий эльф тут же стропила лбом обнаружил, проверил башкой дурной, так ли прочны. Хмыкнул гном, не сказал ничего, волновался потому как, а отчего – и сам не знал.
Глубоким стариком стал Сэм, в летний день погожий грел ноги у камина, пледом укрыв. Однако разума не утратил – ясным взором глядел на старых друзей, обнимал крепко, и чувствовал Гимли всей душой радость его. Дети, внуки набежали гостей дедушкиных приветствовать. Как на чудо глядели на них – и то сказать, для молодежи безбородой они с эльфом уж были сродни эпохе Предначальной – давно ушедшим прошлым. Стол собрали богатый, народу набилось без меры. Поведали гордо эльфу и гному, что был Сэм Головой края здешнего, и край тот трудами своими прекрасным сделал. А потом, как разошлись уже все, присел эльф рядом со старцем, вопросил тихо, не желает ли тот к ним присоединиться на пути в Валинор заповедный?
Вздохнул тот, но ответствовал сразу:
- Прямо сказать, вы из мечты моей как-будто явились. Хотел бы я перед смертью повидать еще раз господина Фродо, спросить, ноет ли еще та рана? Знать бы только, жив ли он еще?
Леголас кивнул:
- Жив. Я уверен.
Дали бы волю хоббитам, те бы неделю их не отпустили, слушали бы сказания эльфийские да гномьи, и сами бы без меры болтали да потчевали вкусностями. Однако торопил Леголас друзей, и через два дня зашагал белоснежный конь ровными дорогами, неся двух седоков. А следом брел крепенький пони, далекий потомок верного Билла. Восседал на пони Сэм, а рядом внуки шли, дедулю поддерживали да мешок с провиантом и скарбом тащили, без которого старый в путь пускаться наотрез отказался. Проводили до Митланда, распрощались со слезами, да и обратно ушли, уводя пони и коня в поводу.
Не хотел белогривый ародов пра-правнук с эльфом расставаться, ржал долго. Обнял Леголас точеную голову, прижался, потерся щекой, шепнул что-то, и смирился скакун, ушел понуро.
С зарей взошли на корабль, не мешкая. Сэм на корме устроился, побурчал еще, что лодки всякие любить так и не научился. Посмеялись.
Греб Леголас неспешно прямо на Запад, грело в спину восходящее ласковое солнце. Гимли порывался весла отобрать, переживал, что опять разбередит себя дурень остроухий, задыхаться начнет. Однако подхватило их течение, понесло вперед, тут эльф весла и сложил вовнутрь, устроился поудобнее, уперся спиной в согнутые колени гнома, голову поверх пристроил.
А сын Глоина сидел, попыхивая трубкой, глядел в даль морскую и думал о том, что оборачиваться вовсе неохота.
- А что, друг Гимли, может и мне испробовать, чем ты дымишь там?
Ухмыльнулся гном, протянул трубку. Леголас покрутил ее, понюхал дым, поморщился.
- Нет уж, эти гномьи штучки точно не для меня.
- Почему ж только гномьи? – удивился придремавший было Сэм. – Хоббиты табачок хороший весьма уважают. Вот, помню, лет тому уж тридцать как, такой народился ядреный... Обернулся на берег уходящий, да и примолк, вздохнул.
- Ну, - поразмыслив изрек Гимли, - должны же гномы да хоббиты в чем-то эльфов да уесть.
Леголас покосился на гнома, но промолчал. Сэм переводил глаза с одного на другого, видно, готов был вмешаться, если ссориться начнут.
Улыбнулись ему друзья. Казалось им, что помолодел спутник Фродо, тяготы пути до Ородруина разделивший. Будто сквозь маску старца проглянул прежний Сэм. Того и гляди начнет о веревке вздыхать или котле позабытом.
- Ты мне вот что скажи, друг Леголас, с чего ты решил, что меня так уж в Валинор твой пустят, м? – вопросил гном, да и сам удивился, потому как вовсе даже неинтересно было, взаправду ли в Земли заповедные примут, или судьба им плыть до края Мира, ежели есть он, край этот.
И затянулся опять.
Обернулся эльф, светились лукаво глаза.
- С тобой ли секира, славный Гимли, сын Глоина?
- А то как же, - крякнул этак, да погладил верную по лезвию.
- Ну и мой лук тоже со мной, и стрелы, и старый клинок...
- И я свой меч из Могильников прихватил, как знал, что пригодится, - подал голос умолкнувший было Сэм.
Фыркнул Гимли:
- Это что же, мы на Высших с мечами, секирами да стрелами полезем? Вот тебе и на, а еще эльф называется, благости Эру-создателя причастный.
- Я не знаю, - ответил Леголас просто. Помолодело и его лицо, волосы будто бы зазолотились как прежде. – Может, и полезем. По крайней мере, мы вместе, а там видно будет.
Устроился поудобнее, поерзал спиной на коленях гномьих, сощурился в небеса, улыбнулся. Кричали чайки в поднебесье и пела душа.
И если в этом мире не дано
Друзьям сковать последнее звено,
Пусть смерть приходит, мы зовем любую
И с нею будем биться до конца... *
Донесся отзвук песни до берега, и если бы кто стоял там, помнилось бы, что истаивает белоснежный кораблик, увозивший последнего эльфа, в нежных розово-золотых рассветных лучах.
Но на берегу никого не было, и некому было увидеть, как сомкнулась за кормой пелена Новой Эпохи, отгораживая верных друзей от мира Средиземья
Fin
______
* Переделанная строфа из стихотворения Н.Гумилева «Конквистадор».
